Николай Павленко - Лефорт
В грамоте к австрийскому императору Леопольду, датированной тем же числом, цель поездки изложена в самой общей форме: «…В чем не сумневаемся, что вы, брат наш, великий государь, ваше цесарское величество по тому же, по склонной к нам, великому государю, своей дружбе и по древнему прият-ству, то примете в любовь, и у тех вышепомянутых наших великих и полномочных послов наказанных дел своим цесарского величества ближним и думным людям выслушать и договаривать и становить с ними повелите». Однако не подлежит сомнению, что главной темой переговоров в столице Австрии, которую посольство намеревалось посетить первой среди европейских столиц, должно было стать подтверждение союза с цесарем, направленного против Османской империи. Как и Россия, Австрия подвергалась постоянным грабительским набегам турок, и поэтому царь и его дипломаты считали ее страной, в наибольшей степени заинтересованной в союзе с Россией. Уже во время путешествия, когда царь пребывал в Кенигсберге, ему стало известно, что русский посол в Вене Кузьма Нефимонов сумел заключить на три года союзнический договор с цесарем, направленный против Османской империи. Стало быть, надобность в немедленных переговорах с цесарем отпала; тогда и было решено изменить маршрут Великого посольства: оно отправилось не в Вену, как планировалось раньше, а в Голландию. Примечательно, что сам Петр в письме Виниусу так объяснял причину изменения маршрута, подтвердив заодно главную цель всего посольства: «…А к цесарю затем не пошли, что уж на три года сделана (заключен договор. — Н.П.), и теперь делать нечего; а чаем оной путь, назад едучи, восприять и впредь союз продолжить».
Более определенно цель Великого посольства была изложена в грамоте Голландским Штатам, датированной 9 марта: «…Тою древнюю нашу с вами, высокомочными господами Статами, дружбу подтвердить, и некоторые дела, которые надлежат к общему добру и всему христианству пользе, объявить, также и ко обоим нашим землям, что настоит к пожитку, полною мочью договорить, постановить и утвердить». Под «общим добром» и пользой «всему христианству», без всякого сомнения, надлежит подразумевать вступление Голландских Штатов в антитурецкую коалицию.
Последняя грамота была отправлена венецианскому дожу Сильвестру Валерио 1 июня 1697 года, то есть после того как Великому посольству и Петру стали известны результаты переговоров Нефимонова, в которых участвовали уполномоченные не только цесаря, но и венецианского дожа. В договоре с дожем, как и в договоре с цесарем, без обиняков был назван неприятель, против которого должны были воевать союзники, — Османская империя{112}.
Из сказанного не следует, что надлежит игнорировать «познавательную сторону» в деятельности Великого посольства. Но эта сторона была не главной, она подчинялась основной цели — борьбе за выход к морю. Первоначально речь шла о выходе к Черному и Средиземному морям, а уже затем, после отказа Голландии от участия в войне с «неверными» и развала антитурецкой коалиции, — о борьбе за выход к Балтике. Именно после развала антитурецкой коалиции, когда были получены сведения о начале мирных переговоров Австрии с Османской империей, на первый план выдвинулись производные от главной цели Великого посольства: закупка оружия, наем специалистов; именно тогда Петр отправился в Англию для совершенствования знаний в кораблестроении и др.
Как известно, Петр отправился за границу инкогнито, под именем десятника Петра Михайлова. Инкогнито избавляло царя от многочисленных изнурительных церемоний, позволяло ему выступать в роли частного лица, теряться в свите послов. В то же время присутствие монарха в составе посольства позволяло оперативно отвечать на неожиданно возникавшие вопросы, освобождало великих послов от утомительного ожидания ответов из Москвы.
Отъезд царя за границу держался в большой тайне. Официально считалось, что царь находится в Москве. Были приняты специальные меры, чтобы о настоящем местонахождении Петра не стало известно ни в России, ни, особенно, за границей. Посольской свите строго-настрого запрещалось упоминать о присутствии государя; письма, отправлявшиеся из России, подвергались перлюстрации, и содержавшие информацию об отъезде царя уничтожались.
Подобная предосторожность не являлась излишней. Имелись, по крайней мере, две причины, побуждавшие соблюдать тайну. Во-первых, далеко не все представители русской элиты одобряли поездку царя в «богомерзкий Запад», поэтому существовала опасность возникновения заговоров — опасность, отметим, отнюдь не иллюзорная. Другая причина держать в секрете местонахождение царя относилась к внешнеполитической сфере — мир с Турцией не был заключен, от нее ожидали попыток вернуть Азов. В Москве знали о подготовке Турции к войне и справедливо полагали, что известие об отсутствии царя в России может подстегнуть турок.
Впрочем, инкогнито, как мы убедимся в дальнейшем, соблюсти не удалось. Похоже, что и сам царь не слишком соблюдал конспирацию, общаясь за границей с коронованными особами. Характерно, что на Западе о предстоящей поездке царя инкогнито в составе Великого посольства знали еще до его появления за рубежом. Амстердамский купец Туртон, пристально следивший за событиями в России, извещал Ами Лефорта 2 февраля: «Что касается господина генерала (Ф.Я. Лефорта. — Н. П.), то я могу сказать только о его путешествии, которое мне не по вкусу; но я сообщу вам новость, которая, если подтвердится, будет изумительна: сам царь примет участие в путешествии инкогнито. Подумайте: может ли он оставить свое государство при настоящих обстоятельствах? Но так писали мне из Москвы; брат же ваш не упоминает о том ни слова. Я не премину при первом случае, который, надеюсь, встретится завтра или и сегодня, побеседовать с ним об этом деле.
Я уже писал господину генералу, чтобы во время его путешествия не отняли Азова, ибо, как уверяют, турки делают большие вооружения против России, а у них войско лучше, чем у московитов. Конечно, если царь сам примет участие в путешествии, то для генерала это будет счастьем. Я опасаюсь только, чтобы не встретилось недостатка в деньгах, чтобы в государстве не вспыхнул мятеж или чтобы орды турок или татар не воспользовались отсутствием царя. Если он не предпримет путешествия, то, кажется мне, это будет наилучшее. Надобно надеяться, что всемогущий Бог устроит все дела по желанию».
Опасения Туртона, человека весьма проницательного и знающего, оказались небеспочвенными. Как раз накануне отъезда посольства в Москве были открыты два заговора — старца Авраамия и полковника Ивана Цыклера.
