Николай Павленко - Лефорт
В ранге первого посла в Европу отправлялся Франц Лефорт, герой нашей книги. Его место в посольстве определялось не опытом и знаниями по части дипломатии, но главным образом соображениями иного плана: наличием у генерала и адмирала обширных заграничных связей, а также его веселым и общительным характером, умением держаться в обществе.
Вторым послом значился руководитель Посольского приказа Федор Алексеевич Головин. Он имел за плечами опыт многолетней дипломатической службы. Человек общительный и хлебосольный, Головин отличался основательностью в выполнении любого порученного ему дела. Еще в 1685 году он был отправлен в Китай «договариваться и постановления делать к прибыли обоих государств наших служащих». В августе 1689 года ему удалось заключить первый в истории русско-китайских отношений Нерчинский договор, определивший, правда неточно, границу между двумя государствами. Английский посол Витворт писал о Головине, что он пользуется репутацией самого рассудительного и опытного из чиновных людей Московского государства. Занимая вторую должность в посольстве, Головин фактически являлся главным исполнителем поручений его подлинного руководителя — Петра. На Головине лежала и вся черновая работа по подготовке посольства.
Третий посол, Прокофий Богданович Возницын, остался в памяти современников высоким, грузным, необщительным человеком «с неприятным цветом лица и важной осанкой». Он прослужил в Посольском приказе свыше тридцати лет, постепенно карабкаясь по служебной лестнице: начинал «молодым подьячим», а закончил думным дьяком — чином, пожалованным ему Петром перед отъездом Великого посольства. Большую часть служебного времени он проводил за границей при русских послах, побывал в Турции, Польше, Австрии и Венеции. Он был незаменим при составлении разного рода дипломатических документов»{103}.
Три посла — три разных характера. Они хорошо дополняли друг друга и были способны справиться с самым трудным делом. Общавшийся с ними польский дипломат доносил своему королю: «Эти послы — люди большого ума, хорошо знающие состояние Европы и приятные в обхождении».
Краткую характеристику послов и всего состава посольства находим в письме Франца Лефорта брату Ами от 11 декабря 1696 года.
«Что касается других новостей, — извещал брата Франц Яковлевич, — то скажу вам, дорогой брат, что имел место большой смотр всем молодым вельможам, которые служили спальничими у покойного царя Ивана Алексеевича и у нашего царя Петра Алексеевича; они находятся под моим началом; из них около 60 выедут 1 марта: приблизительно 40 направляются в Италию изучать все необходимое для управления галерами; оттуда они возвратятся только, когда станут искусными знатоками. Другие направляются в Голландию с приказом изучать военные суда; среди них имеется несколько князей. Приказания они получили у меня; иные будут служить на суше в моих полках.
Есть еще и другая новость, которая удивит вас: около 15 марта отбудет отсюда Великое посольство в Швецию, Данию, Бранденбург, Англию, Голландию, Италию и даже к папе. Еще никогда не бывало такого посольства. Его величеству было угодно назначить меня первенствующим посланником. Вторым назначен храбрый генерал, ездивший послом в Китай. Третий есть государственный канцлер и думный дьяк, раз двадцать посылавшийся в различные страны. Имя его Прокофий Богданович Возницын, а имя второго посла Федор Алексеевич Головин. Свита моя будет состоять из двухсот человек, и я постараюсь, чтобы на нас не жаловались так, как на других… Что касается моей раны, — добавлял Лефорт в конце письма, — то она все сочится. Но я не страдаю от сильных болей, как прежде»{104}.
(Впрочем, в этой информации есть несколько существенных неточностей, скорее всего сознательно допущенных Лефортом с целью подчеркнуть значимость своей персоны. Во-первых, думный дьяк П.Б. Возницын никогда не был канцлером; во-вторых, волонтеры не находились в подчинении Лефорта; в-третьих, он зря зачислил 200 человек в свою свиту — в число этих двухсот входила рота солдат, предназначавшихся для охраны посольства и обоза, а также повара, кузнец, портной и другие лица, обслуживавшие всех великих послов.)
Различия в статусе великих послов подчеркивались двумя признаками: размером получаемого ими жалованья и количеством свиты. Годовое жалованье первого посла было определено в 2920 рублей, второго — в 2300, а третьего — в 1600 рублей{105}. Для сравнения приведем сведения о жалованье ранее отправлявшихся за границу русских послов. Послу в Польшу и к папе римскому боярину Б.П. Шереметеву в 1686 году было определено жалованье в две тысячи рублей, окольничему И.И. Чаадаеву — в 1350 рублей, думному дьяку Ивану Волкову—в 950 рублей, 16 дворянам — по 50 рублей каждому. Тому же Ф.А. Головину, возглавившему посольство в Китай, жалованье было определено в две тысячи рублей; Якову Федоровичу Долгорукому, отправленному послом во Францию, выдали годового жалованья 1300 рублей.
Помимо денежного жалованья великим послам было определено жалованье натурой. Если размер первого, как мы видели, у разных послов отличался, то размер причитавшегося им продовольствия, напротив, был совершенно одинаков: и Францу Яковлевичу, и Федору Алексеевичу велено было выдать равное количество меда, белужьих теш, осетровых, белой рыбы, лососей, а также крупчатой муки и напитков{106}.
Штат посольства предусматривал многочисленный обслуживающий персонал — переводчиков, толмачей, подьячих, лекарей и их учеников, а также скорняков: посольство везло с собой традиционные подарки — меха, причем на колоссальную сумму — 70 тысяч рублей. Также ехали священник, дьяк и четыре карла — все они должны были удовлетворять духовные запросы членов посольства. Вместе с солдатами охраны численность посольства превышала 250 человек. Кортеж насчитывал тысячу саней.
Каждый из великих послов имел свою свиту, но численность ее у каждого из них различалась. Свита первого посла состояла из четырнадцати человек, сплошь иностранцев; свита второго — из восьми человек, сплошь русских; третьему послу было разрешено взять с собой только двух человек.
Лефорт не преминул похвастаться составом своей свиты. В цитировавшемся выше письме брату Ами он писал: «Со мной поедут до двенадцати выбранных мною придворных кавалеров, немецкие или иноземные офицеры… кроме того, шесть пажей, четыре карлика, двадцать ливрейных служителей, которые будут одеты богато, пять трубачей, музыканты, пастор, врачи и хирурги, да рота превосходно снаряженных солдат. Ваш сын, мой племянник, отправляется со мною. Так как я должен проезжать в недальнем расстоянии от Женевы, то может случиться, что я буду иметь счастье повидаться с вами и со всеми милыми родными».
