Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини
Вопиющим недостатком конференции было то, что на ней отсутствовал Эдуард Бенеш, президент Чехословакии, которого Гитлер отказался принять. По подписанному соглашению к Германии отходила чешская территория в 11 000 квадратных миль с семьюдесятью процентами тяжелой индустрии, восемьюдесятью шестью процентами химической промышленности и всеми фортификационными сооружениями, но ни один чешский представитель даже не смог высказаться по этим вопросам [2].
За ужином, когда конференция еще не была закончена, в частных апартаментах Гитлера Муссолини ел и пил необычно много, чуть ли не соревнуясь с Герингом. С довольным смехом он раскрыл секрет находящемуся в дурном настроении Гитлеру: если бы Англии удалось ввести санкции против него в период войны с Абиссинией, то без нефти кампания продлилась бы не более недели.
После часа ночи 30 сентября, когда четыре державы подписали Мюнхенское соглашение, Муссолини был абсолютно уверен, что именно он «спас Европу» и воспрепятствовал вторжению немцев в Чехословакию. Дикие крики толп народа, запрудивших улицы города даже в два часа ночи, возбудили дуче настолько, что он по ошибке сел в автомашину Чемберлена. «Спасителя мира» приехал приветствовать во Флоренцию сам король. Дуче был удивлен тем, насколько восторженно встретил итальянский народ известие о мире: крестьяне вставали на колени при виде его приближавшегося поезда. По пути от Центральной железнодорожной станции до дворца Венеция он ехал молча, стиснув зубы.
В 6.30 вечера 1 октября он выступил с балкона дворца Венеция перед собравшейся толпой народа (у многих на глазах были слезы), на этот раз, однако, без иллюзий:
— Я принес вам мир. Но тот ли это мир, который вам нужен?
Наступал рассвет. В верхних покоях Сан-Доминго, сердца Ватикана, слабый голубоватый свет лампад освещал фрески Рафаэля. Была пятница 10 февраля 1939 года. Но Папа Пий XI рассвета уже не увидел. За час до своего обычного подъема, в 5.20 утра, он умер.
На следующий день была десятая годовщина подписания Латеранского договора. Семь лет он провел в переговорах, надеясь на окончательное решение римского вопроса и целого ряда других проблем. Восьмидесятидвухлетний Ачилл Ратти, избравший имя Пий как символ мира, вел с фашистами долголетнюю борьбу за этот самый мир. Хотя он и перенес три инфаркта, последний в ноябре прошлого года, Папа отказался уйти на покой. Сидя в кресле, первосвященник святой римской Церкви, викарий Христа на земле, поучал кардиналов:
— Папа должен быть Папой, а не лежать в постели.
Перед самой смертью врач, находившийся у его ложа, услышал, как Папа тихо произнес со вздохом:
— Сколько еще осталось нерешенных дел.
Опочивальню усопшего наполнили псалмы и заупокойная служба. Кардинал Ойгенио Пачелли, шестидесятидвухлетний государственный секретарь Ватикана, опустился на колени на подушечку фиолетового цвета в стороне от остальных. Через двадцать дней конклав кардиналов сделал свой выбор, и через площадь Святого Петра двенадцать громкоговорителей разнесли весть о том, что Пачелли стал Папой Пием XII.
Но это было уже позже, а в то утро Пачелли, подойдя к Пию с двумя ассистирующими кардиналами, ударил его легонько три раза по лбу серебряным молоточком.
Так было положено по старинному ритуалу, и Пачелли вопросил:
— Ратти, живы ли вы или мертвы?
Поскольку ответа не последовало, Пачелли провозгласил:
— Папа воистину мертв.
Тогда-то все присутствовавшие в помещении упали на колени.
Самый большой колокол собора Святого Петра разнес звон по всему городу. В Трастевере, рабочей части Рима, расположенной южнее Ватикана, женщины, услышав звон, встали на колени перед зажженными свечами. В узких улочках по ту сторону Тибра железные жалюзи магазинов были опущены, а среди прохожих послышались крики скорби…
Резкий звонок телефона раздался в тишине виллы Торлония. Бенито Муссолини уже встал и находился в библиотеке. Нехотя он взял трубку. Удивленный Бруно, уткнувшийся в книгу, недоумевал, кто бы это мог быть в такую рань.
Выслушав сообщение, Муссолини улыбнулся и произнес хриплым голосом:
— Наконец-то его нет. Этот упрямый старик мертв.
Джалеаццо Чиано снял трубку телефона, стоявшего около его кровати. Судя по голосу, Муссолини, звонивший из Рима, был не в духе.
— Действуй без промедления. Надо добиться военного соглашения. Что произойдет, не важно.
Чиано беспокоило сумасбродное поведение дуче. На ночном столике номера лучшей гостиницы Милана, где остановился Чиано, часы показывали полночь. Время самое неподходящее для принятия решения, которое может перевернуть Европу.
Джалеаццо, облачившись в свою любимую шелковую пижаму, только что собирался ложиться спать, с удовольствием вспоминая банкет в гостинице «Континенталь», данный в честь Иоахима фон Риббентропа.
Серые глаза его немецкого коллеги были «доброжелательно-холодными», да и весь вечер прошел спокойно. Консоме, форель с озера Комо, жаркое с чесноком, клубника, вежливый обмен мнениями, щелканье каблуками, звон бокалов с шампанским, тосты. Но от разговора о военном союзе Чиано был далек, зная, что волновало Муссолини.
За шестнадцать дней до этого, 20 апреля, дуче вместе с Чиано выслушали сообщение посла в Германии Бернардо Аттолико о «надвигающейся угрозе» выступления немцев против Польши. На встречу с Риббентропом в Милан Чиано ехал, имея распоряжение Муссолини дать понять союзникам, что Италия будет готова к войне не ранее чем через три года. Риббентроп успокоил его, сказав, что Гитлер ничего не планирует по крайней мере пять лет.
И вот во взглядах Муссолини происходит резкая перемена — требование добиться военного союза с немцами.
Уставившись в потолок, Чиано пытался разгадать загадку. Разве дуче столь быстро забыл собственное унижение 15 марта, когда Гитлер вопреки решениям в Мюнхене вторгся на территорию Чехословакии? Муссолини тогда запретил публиковать эти новости в прессе.
— Итальянцы будут надо мной смеяться, — с горечью констатировал он в тот день. — Всякий раз, когда Гитлер оккупирует какую-либо страну, он просто сообщает мне об этом.
Чиано знал горькую истину, о которой никто не помышлял и думать: Гитлер и не собирался ставить дуче в известность о своем «тотальном решении вопроса» с Чехословакией. Итальянский генеральный консул Джузеппе Ренцетти случайно узнал об этом за ужином у Геринга и настоял, чтобы о намеченных действиях было сообщено Муссолини.
— Даже камни станут против союза с немцами, — вынужден он был признаться.
