Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини
— Для управления итальянцами нужны две вещи, — говаривал он своему слуге Квинто Наварре, — полиция и музыка на площадях.
Наварра, который служил четырем министрам, не мог вспомнить ни одного премьера, лично выбиравшего оркестровую музыку или определявшего день, когда дорожная полиция должна надевать белую форму.
Шофер дуче Эрколе Боратто отмечал: если раньше Муссолини, бросив взгляд на какую-либо новостройку, предоставлял ее оценку экспертам, то теперь, сидя в машине и положив на колени блокнот, что-то быстро записывал для последующего внушения министру общественных работ, а то в дождь высовывался из автомобиля для поощрения дорожных рабочих. В машине же у него часто возникали различные идеи, которые он к следующему утру забывал. Однажды он позвонил маркшейдеру и сказал к удивлению того:
— Тибр в городе делает слишком много поворотов, подготовьте план спрямления его русла.
Даже его жена не могла более воздействовать на него. В течение шести лет она занималась реставрацией сорокакомнатного особняка Рокка-делле-Каминате, подаренного дуче жителями Форли. Работы то шли, то останавливались в зависимости от ее бюджета, но она не теряла надежды, что Бенито станет там жить после выхода в отставку.
Но Муссолини и не собирался оставлять свое кресло. Будучи человеком чувствующим постоянно какую-то угрозу, он позволял себе немного расслабиться, когда жизненные неурядицы исчезали из его поля зрения, и он начинал считать себя всемогущим, как Гитлер.
— Итальянцы могут обойтись без Ватикана, — пришла ему как-то в голову странная идея. — Достаточно одного лишь моего знака, чтобы разжечь антиклерикализм в народе…
Постригшись подобно Цезарю, он считал себя стоящим выше Папы, заявляя:
— Если люди сейчас ходят в церковь, то лишь потому, что знают: дуче требует этого.
Дважды в неделю, по понедельникам и четвергам, надев котелок, черную куртку и брюки в полоску, он собирался к королю, выезжая из своей частной резиденции, подготовив декреты на подпись монарху. Это продолжалось шестнадцать лет и вошло уже в обычай.
Комфортно расположившись на диване рядом с королем, он как-то сообщил тому по секрету:
— В Италии насчитывается порядка двадцати тысяч бесхарактерных людей, находящихся под исключительным влиянием евреев.
Король никогда не отмалчивался, будучи в чем-либо с ним несогласным, вот и на этот раз сказал как отрезал:
— Да, дуче, и я — один из них.
Дуче не обращал по-прежнему внимания на признаки подвигавшейся беды. Другие же были более прозорливыми. Одним из них являлся Джалеаццо Чиано, проводивший свое время в увеселениях. Однажды летом он устроил гала-вечеринку в Церколо-дель-Маре в Легхорне. Среди сосен в парке к небу поднимались фейерверки в цветах национального флага — красные, белые и зеленые.
Все присутствовавшие считали, что он находился в великолепной форме. Его пародии на Гитлера, Риббентропа и даже на Старасе вызывали взрывы смеха. Никто не мог отрицать, что Джалеаццо преуспевал. Его жилище, выстроенное для него отцом, в новом фешенебельном районе Рима — Париоли, а также имение в глубине страны — в Понте-а-Мориано — были тому свидетельством. К тому же он пользовался всеми благами, предоставляемыми ему режимом. Так кто же будет думать, что Муссолини станет относиться к его излишествам слишком серьезно?
Внезапно смех затих. Стоя в дальнем конце террасы, Чиано прислонился спиной к стене и неожиданно вскрикнул, затем распорядился:
— Пошли в помещение. Я не могу прикоснуться к стене без чувства озноба.
Лицо его побледнело. Среди гостей послышалось глухое бормотание.
Как бы в шутку он продолжил:
— Всякий раз, когда я подхожу к стене, у меня возникает ощущение, будто бы экзекуционный взвод берет меня на мушку.
На террасе послышался громогласный хохот, заглушая взрывы петард. Все посчитали сказанное Джалеаццо за лучшую шутку года.
В 8.30 вечера 29 сентября двойная стеклянная дверь салона на первом этаже резиденции фюрера на Кенигсплац резко открылась. В этот исторический день осени 1938 года делегаты Мюнхенской конференции собрались на ужин. Среди своих коллег-журналистов находился и Асверо Гравелли, представлявший римскую «Иль Маттино».
Более шести часов Гравелли вместе с другими наблюдал сквозь звуконепроницаемые двери пантомиму решения вопроса судьбы Европы. Им было видно, как переводчик германского министра иностранных дел Пауль Шмидт настойчиво требовал, чтобы его не прерывали, подобно школьному учителю, призывавшему свой класс к порядку. Им был виден и Гитлер, сидевший нога на ногу, скрестив руки и поглядывавший на ручные часы, как судья во время баскетбольного матча. Британский премьер-министр Невилл Чемберлен, забыв о своей «упрямости и выносливости», постоянно зевал. Французский премьер Эдуард Даладье также казался удрученным и часто выходил в соседнюю комнату, чтобы сделать затяжку своих любимых сигарет «Перно».
Только Бенито Муссолини, вошедший в зал заседаний держа руки в карманах, сидел скучая и мало прислушиваясь к спорам, как бы зная заранее о том решении, которое будет принято.
Когда Муссолини появился в дверях, Гравелли, давно состоявший в политическом совете фашистской партии, поспешил ему навстречу. Помогая ему надеть плащ, он нетерпеливо спросил:
— Чем все закончилось, дуче?
С оттенком великодушия человека, оказавшего услугу потомкам, Муссолини ответил:
— Не так уж и плохо. Уверен, что мне удалось спасти Европу.
Шофер дуче по прибытии на главный железнодорожный вокзал Мюнхена утром обратил внимание на то, что личная эсэсовская охрана фюрера была одета не в прежнюю черную форму, а в серо-зеленую. Знакомый унтер-офицер объяснил ему:
— Так это же военная форма одежды. Мы готовы к маршу, и никакая конференция нас не остановит!
Когда Муссолини с Чиано и другими сопровождавшими лицами выехал в шесть часов вечера 28 сентября с Центрального вокзала Рима в сторону пограничного Куфштайна, над городом висела тишина. Казалось, ничто уже не остановит вооруженное столкновение в Европе. В качестве предлога для занятия и ликвидации Чехословацкой Республики, созданной после Первой мировой войны по мирному договору, Адольф Гитлер инициировал восстание трех с четвертью миллионов су-детских немцев, оказавшихся там в меньшинстве, которое было прекращено только в результате объявления в стране чрезвычайного положения.
В результате присоединения Австрии немецкие войска могли теперь окружить Чехословакию с трех сторон. Гитлер заявил о намерении «стереть с карты мира Чехословакию». 14 сентября по настоянию Даладье, имевшего обязательство оказать Чехословакии военную помощь в случае нападения на нее, Чемберлен вылетел в Берхтесгаден, горную резиденцию Гитлера в Оберзальцбурге, чтобы попытаться найти мирное решение проблемы.
