Нина Шацкая - Биография любви. Леонид Филатов
— Нюсенька, забери меня отсюда, — заявил он мне однажды, когда я в очередной раз приехала к нему с Катей. — Если вы меня не заберете, я сбегу отсюда в тапках и халате.
На улице холодная зима. В общем, я понимала бесполезность его пребывания в больнице, тем более знала, что он поступит так, как обещал, поэтому раньше окончания срока я забирала его домой.
Лёнечка — дома! В квартире становилось теплее, но ненадолго: лекарства плохо справлялись с давлением, которое я измеряла ему каждые два часа. И ночью, чтобы не проспать, ставила будильник на два, четыре, шесть, восемь часов, чтобы измерить его спящему Лёне. И не дай бог проспать!
Иногда приходилось все-таки вызывать «скорую».
Однажды после каких-то уколов, которые вколол врач приехавшей «скорой», я чуть было не потеряла его. Спасла Лёню быстро приехавшая вторая бригада врачей. Увидев, что было ему вколото, они пришли в ужас. Мурашки пробежали по телу, когда я услышала: «Если бы вы нас не вызвали…»
Анализы показывали, что креатинин растет, гипертония на лекарства почти не реагирует, а врачи продолжали искать комбинации лекарств. Лёня сильно похудел. Смотреть на его истощенное тело было больно до слез. Я сама готова была умереть, видя в глазах его каждодневное нечеловеческое страдание.
Что делать? К кому обращаться? По рекомендации одной нашей знакомой приглашаю экстрасенса. Он появляется у нас со своей помощницей. Оглядев худое Лёнино тело, пообещал, что через две недели он будет иметь 54-й размер и будет здоров. Он положил Лёню на пол, вокруг поставил свечи, стал что-то бормотать.
После этого попросил его капнуть расплавленным воском на чистый лист бумаги, который при сложении явил человеческую голову в чалме. Далее последовала расшифровка: «На вас напущена порча. Человек, сделавший это, находится в Израиле и зовут его Николай». Такая вот глупость была пущена нам в уши. Потом девица, сидя на Лёне верхом, стала делать ему массаж (чего делать было нельзя, как позднее нам сказали врачи), сменившийся какими-то пассами этого экстрасенса.
И когда размер Лёни действительно стал достигать 54-го размера, мы с Клавдией Николаевной, уже не на шутку перепуганные, вызвали врача. Заключение было убийственным: страшный отек. Я уж не говорю о том, что этот мошенник, чуть не убивший Лёню, взял у нас немалые деньги, якобы для приобретения какого-то редкого лекарства за границей. И — исчез. И — слава богу! Да, было и такое. Я бросалась ко всем, кто, как я надеялась, мог помочь моему любимому.
Лёня впадает в депрессию. Неуправляемое давление отнимает последние силы. Шаги из комнаты на кухню даются ему с большим трудом. Печальные глаза ищут в моих глазах ответа на его негласный вопрос. Вопрос я знаю: «Нюсенька, мне скоро — конец?»
Я улыбаюсь, потому что, несмотря ни на что, знаю: все будет нормально, все будет хорошо, и со спокойной твердостью говорю: «Лёнечка, даже не думай о плохом! Верь мне, этот тяжелый период пройдет. Не знаю, как долго он будет длиться — месяц, два, полгода, но все образуется… Видишь, я абсолютно спокойна, потому что знаю — все будет хорошо, мы все с тобой выдержим! Выдюжим! Жалко, не могу с тобой поспорить», — почти игриво заканчиваю последнюю фразу.
Любимый сидит за столом. Я обнимаю его, целую и чувствую, как вливается в него моя уверенность, моя Вера, мое Знание.
В 1995 году мы с Лёней обвенчались. Венчал наш сын Денис «по полному чину». Лёня сидел, я стояла. Золотое облачение отца Дионисия подчеркивало торжество момента. Я и Лёня. Мы были причащены Вечностью, и теперь мы знали, что будем вместе навечно…
На следующий день я привезла ему из магазина четыре новых костюма.
— Зачем, Нюська? — в глазах — вселенская тоска.
— Что зачем? Тебе они не нравятся? Смотри, какие они замечательные и тебе очень пойдут!.. Лёнька, кончай! Не психуй! Через полгода, ну, через год ты будешь летать, как о́рля, — помнишь обещание старца в храме? Я тебе тоже это обещаю; будешь хорошо себя чувствовать, а костюмы у тебя все старые. Давай хоть один — светлый — примерим, а?
Уговаривала долго и, по-моему, уговорила.
— Нюська, ты сумасшедшая…
— Да. А ты — дурачок. Ты мне все не веришь, а я — Рыба, и я — ясновидка и все знаю наперед, понял? Ну, ладно, давай я тебе помогу встать, пошли на кухню, — пора обедать.
В 1996 году 24 декабря на сцене театра «Содружество актеров Таганки» был отпразднован Лёнин юбилей — 50 лет. Кажется, на юбилее присутствовала вся Москва. Любовь к Лёне собрала всех: и левых, и правых, коммунистов и демократов. Отсутствовал только Н. Губенко, который в этот день, как говорили, улетел с Жанной[75] в Швейцарию на лечение. Мы с Лёней сидели в зале — около четырех часов. Конечно, ему было тяжело, но он был счастлив: на сцену выходили его любимые люди — Качан, Галкин, Этуш, Вознесенский, Евтушенко, Жванецкий, Карцев, Рязанов, Быков, Юрский, Гвердцители, Табаков, Кучкина и многие, многие другие. Замечательный вечер, устроительство которого легло на плечи двух людей — Лены Габец и Кати Дураевой.[76]
В вестибюле перед началом ходили актрисы с лукошками, полными красной клубники. Это зимой-то! Где-то стоял бочонок с солеными огурцами. Мы ничего этого не видели, быстро поднялись на второй этаж в мою гримерную, чтобы Лёня мог перед началом отдохнуть, посидеть; стоять было уже трудно. К сожалению, за суетой о виновнике празднества администрация забыла, и мы долго ждали, пока наконец найдут ключ и откроют гримерную, но эта обидная ерунда быстро забылась, потому что в зале мы были окружены Любовью.
Лёня смотрел на сцену, часто — я видела — «уходя в себя». Через короткое время его ожидала операция. С этим грузом он глядел на своих любимых на сцене.
После праздника мы еще часа три общались с нашими друзьями уже у нас дома, где обычно происходило чудо; Лёня преображался, усталость улетучивалась, на щеках появлялся румянец, откуда-то появлялись силы.
Когда к концу 1995 года Лёня почувствовал себя совсем плохо, в нашей жизни появляется Лёня Ярмольник, который устраивает нас в санаторий «Сосны».
Лёня ходит еле передвигая ноги, ночью он уже только с моей помощью может повернуться на другой бок. С ужасом видя, как его оставляют последние силы, я уговариваю его сделать анализы, и он — слава тебе, Господи! — соглашается.
Если бы мы этого не сделали…
Дня через три после этого главный врач вызывает Ярмольника к себе в кабинет и сообщает, что Лёне осталось жить чуть ли не несколько дней и что его нужно срочно забирать из санатория.
Какое счастье, что я тогда не знала о разговоре, который произошел в кабинете главного врача! На следующий день мы с Ярмольником почти повисшего на наших руках Лёню сажаем в машину и едем в НИИ трансплантологии и искусственных органов, к директору — академику Валерию Ивановичу Шумакову, который принял нас и благодаря которому позднее Лёне были сделаны две сложнейшие операции хирургом Яном Геннадиевичем Мойсюком.
