Генри Миллер - Книги в моей жизни: Эссе
Чуть ниже он разъясняет свою позицию:
«Истина состоит в том, что мы умираем из-за предков, ибо наши предки нас убивают. Их мертвые руки тянутся к нам из могил и затягивают нас внутрь, к истлевшим костям. В свою очередь мы сейчас, в этот момент, готовим смерть для нашего еще не родившегося потомства. Ныне умершие умерли не в старом значении этого слова, а были умерщвлены[119]».
Каждый революционер — как в сфере религии, так и в сфере политики — знает об этом даже слишком хорошо. «Начни все заново!» — это старый, очень старый призыв. Но умерщвление духов прошлого до сих пор казалось человечеству задачей абсолютно непреодолимой. «Курица — это изобретенный яйцом способ производства другого яйца», — сказал Сэмюэл Батлер{75}. Спрашивается, кто изобрел средство, которое превращает человека в неудачника, принуждает его — невзирая на заложенные в нем и окружающие его мощные и божественные силы — оставаться тем, чем он был и до сих пор есть. Представьте, на что способен человек в своем невежестве и жестокости, если с уст маркиза де Сада в связи с первым освобождением из тюрьмы (после тринадцати лет, проведенных в одиночном заключении) сорвались эти ужасные слова: «…Все мои чувства умерли. У меня нет больше никаких желаний, мне уже ничто не нравится. Мир, о котором я имел глупость сожалеть, кажется мне таким скучным… и таким тупым… Никогда не был я большим мизантропом, чем сейчас, когда вернулся к людям, и если другие считают меня странным — они могут быть уверены, что производят на меня точно такое же впечатление…» Эту жалобу одного несчастного человека ныне подхватывают миллионы. Из всех уголков мира доносится вопль бедствия. Хуже того — вопль безмерного отчаяния.
«Когда сможем мы удостовериться, — спрашивает Джеффрис (в 1882 году!), — что исчерпаны все возможности хотя бы одного атома? В любой момент он способен обрести новую силу благодаря какому-нибудь счастливому случаю». Сегодня мы знаем — и как позорно это использовали! — заключенную в атоме силу. Но сегодня, как никогда прежде, человек скитается голодный, нагой, заброшенный.
«Начни все заново!» Восток грохочет. Поистине, люди Востока наконец-то сделали героическое усилие, чтобы сбросить цепи, приковавшие их к прошлому. И каков результат? Мы на Западе дрожим от страха. Мы хотели бы вернуть их назад. Где же прогресс? Кто одержим просвещением?
В маленькой книжечке Джеффриса есть одно изречение, которое буквально рвется со страницы — по крайней мере для меня. «Мыслящая стадия еще будет открыта тем, кто идет прямо к желаемой цели». Я слышу возражение критически настроенных людей: «Превосходно, но почему же он сам ее не открыл?» Да потому, что одно из достоинств вдохновляющих нас людей состоит в том, что они всегда оставляют путь свободным. Они внушают, подталкивают, указывают направление. Но не берут нас за руку, чтобы вести за собой. А еще я мог бы сказать, что есть люди, которые в этот самый момент стремятся показать нам, как достичь цели. Сейчас они практически не известны, но со временем откроются. Мы не плывем, слепо доверяясь течению, хотя внешне это может выглядеть именно так. Но, быть может, мне стоит привести здесь мысль Джеффриса целиком, ибо выразил он ее изумительным образом:
«Без сомнения, в этот самый час на нас по всей обширной земле изливаются лучи или волны более тонких медиумов — и, оставаясь не узнанными, несут послание и мудрость мира невидимого[120]. О них мы сейчас знаем не больше, чем о световых волнах тех, кто рисовал на папирусе. Бесконечное знание еще только предстоит постигнуть, а за пределами его — бесконечность мысли. Еще не изобретен мыслительный инструмент, позволяющий направить исследование прямо к цели. Все найденное обнаружено было благодаря счастливой случайности — изучая одно, вдруг натыкаешься на другое. Мыслящая стадия еще будет открыта тем, кто идет прямо к желаемой цели. Ибо сейчас достаточно крохотной частицы, чтобы запутать поиск. И незначительного обстоятельства довольно, чтобы скрыть очевидные и ярко блистающие истины… В настоящее время попытка сделать открытия напоминает кристальное небо сквозь крону дуба. Здесь ярко светит прекрасная звезда, а тут целое созвездие скрыто веткой. И целая вселенная — листком. Нужен некий мыслительный инструмент или органон, чтобы мы получили способность отличать лист, который можно сдвинуть в сторону, от настоящей пустоты — чтобы мы, оторвавшись от одного направления, сосредоточились на другом… Чувствую, что еще предстоит познать бесконечности, но пока они скрыты листком…»
Начни все заново! Займись другим делом! Или, как сказал Клод Хоктон: «Меняйся во всем, человечество!» Или, как сказал Клакуш в «Деле Мауриция»: «Остановись, мир людей, и атакуй проблемы иначе!» Вновь и вновь наш внутренний голос приказывает нам выбраться из привычной колеи, оставить все нажитое, сменить вагоны, сменить направление. Время от времени кто-то повинуется этим тайным велениям и происходит то, что люди называют обращением. Но никогда мир в целом не делал попыток схватить себя за ремни ботинок и совершить прыжок в синеву.
«Явления, которые неправильно названы сверхъестественными, кажутся мне простыми, — говорит Джеффрис, — более естественными, чем природа, чем земля, чем море или солнце… Эта материя сверхъестественна и трудна для понимания… Материя находится за пределами понимания, она таинственна и непостижима; мне легко к ней прикоснуться, а понять — нет. Душа, разум, мысль, идея — их легко понять, они понимаются сами собой и вполне осознанно. Неправильно названное сверхъестественным на самом деле и есть естественное, реальное. Для меня все сверхъестественно. Как странно это состояние разума, который ничего не может принять, кроме земли, моря, осязаемой вселенной! Без того, что неправильно называют сверхъестественным, они кажутся мне неполными, незавершенными. Без души все они мертвы. Если я иду по берегу моря и нет в нем моей души, оно мертвое. Моря, на которых не бывал человек и не бывала его душа, они мертвые, где бы ни находились — на земле или на далеких планетах. Не важно, как величественно планета движется в пространстве, — если нет в ней души, она мертва».
Если нет в ней души, она мертва. Нынешний человек понимает это гораздо лучше, чем современники Джеффриса. Для него эта планета уже тогда в буквальном смысле перестала существовать.
Около 1880 года в английской художественной литературе появились авторы «романов», которые начали вводить в свои сочинения так называемый (и называемый ошибочно) сверхъестественный элемент. Это был их бунт против роковой тенденции того времени, чьи самые горькие плоды пришлось вкусить нашему поколению. В чем, собственно, состоит различие — в мыслях и чувствах — между этими писателями (сейчас их считают смешными и нелепыми) и нашими учеными-метафизиками, которые тщетно пытаются выразить более широкое и глубокое, более значительное представление о вселенной? В наши дни стало общим местом утверждение, что человек с улицы принимает «чудеса» науки как факт повседневной жизни. Обычный человек ежедневно пользуется тем, что в другие эпохи воспринималось бы как несомненное чудо. В сфере изобретений — но не способности изобретать! — современный человек гораздо ближе, чем когда-либо в истории, к превращению в подобие божества. (По крайней мере нам нравится так думать!) Однако никогда он не был менее богоподобен. Он принимает и использует чудесные дары науки не задумываясь: нет в нем изумления, почтения, благоговения, энтузиазма, жизненной силы и радости. Он не делает выводов из прошлого, не испытывает удовлетворения в настоящем и глубоко неуверен в будущем. Он попусту тратит время. И это почти все, что мы можем сказать о нем.
Однако мы должны сказать еще кое-что: его понятия о времени и пространстве, нерасторжимо соединенные с другими важнейшими концепциями, такими, как священная доктрина причинно-следственных связей, хорошая работа, прогресс, цель, долг и так далее, были истреблены ради него — и это сделали ученые, философы, изобретатели, крупные боссы и милитаристы. Ему оставили совсем немного ценностей в той вселенной, где он родился. Но все эти ценности без малейшего изъятья продолжают существовать и могут сопровождать его, куда бы он ни направился. Изменились только его понятия. Но не его способ мышления. Самым непостижимым образом он остается глух и слеп ко всему, что происходит вокруг него и рядом с ним. Он не принимает в этом участия — его просто тянут за волосы. Он ничего не предпринимает сам и способен только на проявления чувств. В каком жалком виде предстает современный человек! Запуганный и сбитый с толку бедолага, которого за волосы тянут, как я уже сказал, в некое высокое, внушающее благоговейный страх место, где ему может открыться почти все, но откуда он с хныканьем и содроганием бежит, чтобы рухнуть в пустоту. Именно так и только так я вижу приступающим к великой тайне истины и мудрости. Да и могло ли быть иначе? Он сам запер все двери, сам отбросил все опоры, сам избрал (если мы можем удостоить его подобным словом) иную судьбу — быть сброшенным в «котел второго рождения». Величественное, постыдное зрелище. Наказание и спасение, слившиеся воедино.
