Виктор Гофман - Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания
ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР
У раскрытого окна сидит девушка. Уже вечер: потянуло сыростью от реки. Солнце потускнело и стало красным. Вот сейчас запрячется оно за лес.
Уже давно она у окна. Так отрадно дышать вечерним свежим воздухом. Она отколола косы — тяжелые, черные косы. Одна из них перекинута на грудь, другая – тяжело висит сзади. Грудь волнуется,– подымается и опадает,– эта странная, непослушная грудь. Пальцы нервно перебирают шелковистую косу, ее незаплетенные пышные концы.
Она думает о нем, об уехавшем. Если бы представить на миг совсем ясно его лицо, услышать его голос Она закрывает глаза – и он с нею. Вот так он целовал ее. Она откидывает голову, чтобы было совсем похоже. Когда она опять открывает глаза, все ей кажется слегка потускневшим и странным. Пред глазами какие-то круги. И уже зашло солнце.
Хорошо как стало. Пахнет чем-то свежим и влажным. Внизу на террасе садятся пить чай. Слышны знакомые голоса. Вот взошли по деревянным ступенькам дядя Коля с Леонидом. Кто-то передвигает там стулья; звенят стаканы. Сейчас позовут ее.
Она отходит от окна. Не сразу как-то осваивается со своей комнатой, словно забыла, где что. После ясного неба низким и темным кажется потолок. Берет в руки зеркало. Не слишком ли красны щеки: они так горят.
В зеркале видно, что у нее красиво блестят глаза. И вся она красива. Не напрасно он любит ее. А он ее любит, любит! Хочется кому-то это рассказать, хочется крикнуть от радости. Ведь она счастлива.
«А где же Дина? Паша, позовите Дину», – слышит она снизу. И прежде чем Паша успевает подойти к лестнице, она сама спускается вниз, бодро стуча по деревянными ступенькам.
* * *
За столом она сидит с молчаливым, задумчивым видом. Все — как всегда. Отодвинув скатерть, дядя Коля с Леонидом играют на одном углу в шахматы. Около них стоят стаканы с простывшим чаем. Оля отпрашивается у матери идти на танцевалку. Кирочка сидит с широко раскрытыми глазами, показывая этим, что еще не хочет спать. Все – как прежде, и лишь у ней, у Дины, все изменилось, стало необыкновенным и важным. Но этого не понимает никто.
– А ты что же, не пойдешь с Олей? – спрашивает ее мать.
Она вдруг темно и густо краснеет.
– Нет, я пойду, собираюсь, – как бы оправдывается она.
Оля смотрит на нее с любопытством.
– Константинов уехал, вот ей и не до танцев, – вдруг громко говорит Леонид.
Дина краснеет еще больше. И в то же время ей неудержимо хочется улыбнуться, потому что заговорили о нем.
– Ох, уж эта любовь. Все любовь да любовь,– бормочет дядя Коля, ни на кого не смотря. И вдруг переставляет коня: гардэ королеве.
– Пожалуйста,— предупредительно отзывается Леонид. – Это мы предвидели.
– Ну, хорошо, — соглашается мама. — Только смотрите, чтобы не слишком поздно. Нельзя каждую ночь беспокоить прислугу.
Дине кажется, что мама ею недовольна. Вообще, ей неловко. Все знают об ее тайне. Но все же ей приятно, что упомянули о нем. Она хотела бы только о нем говорить, чтобы все всегда о нем говорили.
Вдруг ей приходит в голову, что ведь она весь вечер молчит. Это могут заметить.
– Которую партию играете? — обращается она к Леониду. — Третью, — отвечает тот, не поворачивая головы. — А кто выиграл? — робко продолжает допытываться Дина.
Вместо ответа Леонид нерешительно трогает пешку. Вот чуть подвинул ее вперед и опять поставил на прежнее место.
– По правилам, раз тронул фигуру, то уж надо ею ходить, — неожиданно вмешивается Оля.
– Не твое дело, танцорка, — огрызается Леонид. Дядя Коля самодовольно улыбается.
Дина думает, что Леонид сердится на нее, потому что она полюбила Константинова. Поэтому и не отвечает. Ведь он прежде ухаживал за ней, когда приезжал к ним в первый раз. Раз даже поцеловал ей руку – на скамейке в саду, и хотел поцеловать в губы. Он ей тогда нравился. Но это было увлечение, а не любовь.
– А где Жорж? — спрашивает Дина.
– Рыбу ловит. К чаю хотел прийти. А которое сегодня число? – говорит мама из-за самовара.
– Девятое. Девятое июля,— поспешно отзывается Оля.— Послезавтра мои именины.
– Да уж помним,— смеется мама. И потом обращается к Дине: – Ну, если вы хотите идти, то пора вам одеваться.
Дина смотрит на Олю и говорит ей тихо:
– Пойдем…
Не решается встать одна. Оля согласна. И одновременно поднявшись, они опять взбираются к себе наверх по деревянной, гулкой лестнице.
* * *
Дина высоко заложила свои тяжелые косы. Со всех сторон закалывает их шпильками, которые мягко уходят в глубину волос. Смотрится в зеркало. Слева горит лампа, и никак не поставить ее, чтобы было удобно. Опять кажется ей, что она очень интересна. У нее большие глаза с продолговатым разрезом. Он всегда говорил, что у нее необыкновенные глаза. А губы — пунцовые, мягкие. Она полураскрывает их. «На, целуй», — говорит она мысленно. Затем опять старается вспомнить его поцелуи, представить его лицо близко у своего. Какое блаженство, какое безумие – любовь!
Вот она достала из шкафа свое розовое платье, сняла кофточку и осталась с голыми плечами в короткой юбке с кружевными оборками. Надо еще спустить рубашку, засунуть ее за корсет, чтобы она не виднелась сквозь розовые прошивки платья. Вот уже обнажена грудь. Неловко так и сладостно. «Это для тебя, милый, все для тебя, — шепчет она смущенно. Не ревнуй. Ведь я всегда с тобой».
Надела платье и не может его сзади застегнуть. «Оля, застегни мне платье», – зовет она сестру. «Сейчас», – отзывается та из соседней комнаты.
«И ведь никто, никто не знает, как я его люблю, – думает она. — Им это кажется незначительным. А я так страдаю. Больше любить невозможно».
Пришла Оля в расстегнутом белом платье и с распущенной косой. «Что ж это ты распустила косу? Будешь еще перечесываться?» И ей тоже нужно застегнуть платье, стянуть его на спине.
Оля ушла причесываться. Дина опять села к окну. Она уже совсем одета. Стало прохладно и влажно. Внизу слышно, что пришел Жорж и дядя Коля с Леонидом рассматривают его рыбу. Кирочка пристает, чтобы ей объяснили, какую рыбу можно есть.
– Ну, скоро вы там? — вдруг раздается голос дяди. Это он кричит Олечке. — А ты разве тоже пойдешь? — спрашивает его Дина.
– Пойду, пойду, почему мне не пойти, — усмехается дядя и вдруг подбрасывает ей что-то в окно. — Лови!
Дина с удивлением видит, что брошенное им, вместо того, чтобы лететь к ней в окно, повернуло в сторону. — Ах, да это жук, – догадывается она.
– Да, майский жук, — подтверждает дядя. — И сколько их сейчас здесь на лужайке. Так и взлетают, так и наскакивают, слепые!
