Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11
Я известил почтальона. Это было в лье с половиной, перед золотым крестом. Мы были на месте. Было одиннадцать часов. Я дал свое письмо человеку, который вышел узнать, чего я хочу, и он сказал, что передаст его ей.
— Разве мадам не здесь?
— Нет, месье, она в Эксе.
— С каких пор?
— Уже шесть месяцев.
— Где в Эксе она живет?
— В своем доме. Она будет здесь через три недели, чтобы провести здесь, как всегда, лето.
— Не позволите ли мне написать ей письмо?
— Вам стоит только спуститься, и я открою вам апартаменты мадам. Вы найдете там все, что нужно.
Я спускаюсь и, едва войдя, останавливаюсь, пораженный тем, что вижу служанку, которая заботилась обо мне во время моей болезни.
— Вы здесь живете?
— Да, месье.
— С какого времени?
— Уже десять лет.
— И как вы пришли, чтобы обслуживать меня?
— Если вы подниметесь, я поднимусь вместе с вами и расскажу вам всю правду.
Она мне сказала, что ее хозяйка послала ее разыскать меня, и приказала ей пойти в гостиницу, где я лежал больной, твердо приказав поместиться в моей комнате, чтобы заботиться обо мне, как за ней самой, и что в случае, если я захочу узнать, от кого она пришла, она должна была отвечать, что от доктора.
— Как это? Врач сказал мне, что не знает, кто вы.
— Возможно, он сказал вам правду, но может быть также, что он получил приказ мадам отвечать вам таким образом. Я не знаю ничего больше; но я удивляюсь, что вы не видели мадам в Эксе.
— Очевидно, она не водит компании.
— Это правда, но она ходит везде.
— Удивительно! Я должен был ее видеть, и не могу понять, как так может быть, чтобы я ее не узнал. Вы с ней уже десять лет. Она изменилась? Не перенесла ли она какую-нибудь болезнь, которая исказила ее черты? Она постарела?
— Наоборот! Она пополнела. Вы дадите ей на вид тридцать лет.
— Я ей сейчас напишу.
Она вышла, и я, пораженный этим необычным приключением, стал думать, могу ли я, должен ли снова направиться в Экс в этот же день. Она у себя; она не поддерживает общества; кто может ей помешать принять меня? Если она меня не примет, я уеду? Но Генриетта меня еще любит; она приставила ко мне ночную стражу; она шокирована, что я мог ее не узнать; она знает, что я уехал из Экса, она уверена, что сейчас я здесь, и она дожидается развязки пьесы, видя меня у себя. Мне поехать или написать ей?
Я решился ей написать и сказать, что я жду ее ответа на почте до-востребования в Марселе. Я передал письмо моей страже, и денег, чтобы она отослала письмо экспрессом, и отбыл обедать в Марселе. Не желая, чтобы меня узнали, я поселился в плохой гостинице, где был счастлив увидеть мадам Сшицца, сестру Нины. Она прибыла из Барселоны вместе со своим мужем три или четыре дня назад и была накануне отъезда в Ливорно. Она обедала, ее мужа не было, мне было любопытно узнать у нее сотню вещей, я просил ее прийти в мою комнату поговорить, пока мне принесут обед.
— Что делает ваша сестра? Она в Барселоне?
— Моя сестра еще в Барселоне, но она не останется там надолго, потому что епископ не желает ее ни в городе, ни в своей епархии, а епископ может больше, чем граф Рикла. Она вернется в Валенсию только как женщина, которой нельзя воспретить проезд через Каталонию с тем, чтобы вернуться в Италию; но в городе, в котором вы проездом, не останавливаются на восемь-десять месяцев. Она уедет наверняка в течение месяца; но она этим не огорчена, так как уверена, что граф будет ее пышно содержать, где бы она ни была, и ей удастся, быть может, его разорить. А пока она старается разрушить его репутацию.
— Я немного знаю ее образ мыслей, но в конце концов, она не может быть врагом человека, который до сих пор осыпал ее богатствами.
— Ничего подобного. У нее нет ничего, кроме бриллиантов. Но не полагаете ли вы, что этому монстру знакомо чувство благодарности? Или другие чувства природы человеческой? Это настоящий монстр, и никто лучше меня не знает, что она такова, потому что такой и должна быть. Она заставила графа творить сотни несправедливостей с единственной целью, чтобы вся Испания говорила о ней, и чтобы она знала, что она остается владычицей своего тела, своего добра, своей души и своей воли. Чем более кричащую несправедливость она заставляет его делать, тем более уверена, что о ней заговорят, и это все, чего она хочет. Ее обязательства передо мной бесчисленны, потому что она обязана мне всем, вплоть до своего существования, и негодяйка, вместо того, чтобы отплатить мне добром, определив моего мужа на должность с более высоким содержанием, что стоило бы ей всего лишь одного слова, она заставила дать ему расчет.
— Я поражен, что с такими чувствами она действовала со мной благородно.
— Да, я все знаю; но если бы вы также знали все, вы не питали бы к ней никаких добрых чувств за то, что она делала с вами. Она платила за вас в гостинице и в башне только чтобы убедить публику, что, к стыду графа, вы являетесь ее любовником, и вся Барселона знает, что вас хотели убить у ее дверей, и что убийца, которого вы ранили, мертв.
— Но она не может ни заказать убийство, ни быть в нем замешана, потому что это не естественно.
— Я это хорошо понимаю, но есть ли что-нибудь естественное в Нине? Что я могу вам сказать странного, — это то, чему я сама была свидетельницей. В часы, когда граф был у нее, она только и говорила о вас, о вашем уме, ваших манерах, сравнивая вас с испанцами, чтобы принизить их достоинство. Граф, раздраженный, говорил ей все время прекратить и говорить о других вещах, но впустую; он, наконец, стал вас ругать, и за два дня до того, как с вами случилось это дело, он сказал ей, что окажет ей любезность, которой она не ожидает; и могу вас уверить, что когда мы услышали выстрел мгновение спустя после того, как вы вышли, она сказала без всяких эмоций, что этот выстрел — наверняка та любезность, которую несчастный сеньор пообещал ей оказать. Я сказала ей, что, возможно, вас убили, и она ответила, что тем хуже для графа, потому что настанет черед, и найдется тот, кто убьет его. Она стала смеяться, представляя, какой шум произведет завтра эта новость в Барселоне. Назавтра в восемь часов я увидела однако, что она обрадовалась, когда ваш слуга пришел ей сказать, что вас отвели под арест в цитадель.
— Как мой слуга? Я не знал, что он связывается с ней.
— Вы не должны были этого знать; но я вас заверяю, что этот человек вас любил.
— Я в этом убедился. Продолжайте.
— Тогда она написала вашему хозяину записку, которую мне не показала, но в которой должна была приказать ему снабжать вас всем необходимым. Слуга сказал нам, что видел окровавленную шпагу и ваш простреленный плащ, и она была этому рада, но не думайте, что это потому, что она вас любила, потому что она говорила, что, избегнув смерти, вы сможете взять реванш. Нас заботило, под каким предлогом граф смог вас арестовать.
