П. Люкимсон - Царь Давид
Как уже упоминалось выше, Саул, приравняв Давида к мертвым и объявив дочь вдовой, отдал ее замуж за Фалтия, сына Лаиша. Еврейский закон гласит, что если женщина, бывшая в браке с одним мужчиной, после развода принадлежала другому мужчине, она уже не может никогда принадлежать первому. Так как Давид принял назад Мелхолу, то комментаторы, не допускающие и мысли, что он мог преступить через этот закон, утверждают, что брак Фалтия с Мелхолой был формальным; между ними не было интимных отношений. Мидраш добавляет, что, ложась с Мелхолой в постель, Фалтий клал между ней и собою меч.
"Но отчего же тогда Фалтий плакал, когда от него уводили Мелхолу, и почему, продолжая рыдать, бежал за ней, пока Авенир не прогнал его?!" – с иронической усмешкой спрашивают те, кто не верит в эту несколько наивную версию.
"Да потому, – отвечают комментаторы, – что Фалтий по-настоящему полюбил Мелхолу. Но, полюбив, он так к ней и не притронулся!"
Однако сторонники версии, по которой Мелхола была вполне реальной, а не фиктивной женой Фалтия, в качестве контрдовода напоминают, что дочь Саула была нужна Давиду не как жена, а именно как некий символ. Не случайно свое требование к Иевосфею вернуть ему Мелхолу Давид подкрепляет напоминанием, что в свое время он уплатил за нее полную цену, потребованную ее отцом.
Потому-то, по версии "скептиков", обрисовываемая всего тремя короткими предложениями сцена возвращения Мелхолы к Давиду звучит столь трагично: она возвращается от мужчины, который самозабвенно любит ее, к нелюбящему и никогда не любившему; возвращается, чтобы стать до конца жизни затворницей и отвергнутой женой, чтобы до конца испить ту горькую чашу, которая, увы, и до нее, и после нее была суждена многим отвергнутым мужьями царицам.
Авенир же, явившись с Мелхолой в Хеврон, встречается с глазу на глаз с Давидом и сразу после этого разговора начинает стремительно действовать:
"И был у Авнера такой разговор со старейшинами Исраэля: и вчера, и третьего дня вы хотели, чтобы Давид был царем над вами. А теперь действуйте, ибо Господь сказал Давиду так: " Рукою Давида, раба Моего, Я спасу народ Мой, Исраэль, от руки филистимлян и от руки всех врагов его". То же говорил Авнер и вслух биньяминянам…" (II Сам. 3:17-19).
Будучи опытным дипломатом и политиком, Авенир начинает закулисные переговоры со старейшинами с напоминания о том, как они сами спорили с ним, стоит ли им поддержать сына Саула Иевосфея или пойти на поклон к Давиду в Хеврон, тем более что в народе многие предпочитали видеть царем именно Давида. И вот сейчас, переходил Авенир к делу, он вынужден признать, что они в своей мудрости были правы, а он заблуждался: Иевосфей не способен царствовать; он не в состоянии решить ни одной проблемы, стоящей перед народом, в то время как Давид – это и в самом деле избранник Божий, великий воитель, который принесет евреям мир и процветание.
Таким образом, Авенир представлял необходимость провозгласить Давида царем всего Израиля отнюдь не как следствие своей ссоры с Иевосфеем, а как возвращение к давнему решению самих старейшин, всю верность которого он осознал только сейчас. Особенно большие усилия для того, чтобы убедить поддержать затеянный им переворот, Авенир прилагал на переговорах со старейшинами колена Вениамина – ведь низложение Иевосфея, бывшего плотью от плоти этого колена, означало для них утрату многих привилегий, и значительная часть старейшин активно настаивала на том, что Иевосфей должен оставаться царем.
Разумеется, члены советов старейшин были не настолько глупы, чтобы поддаться на лесть Авенира и просто, без всяких оговорок, принять его предложение. Судя по всему, тайные переговоры между ними и Авениром шли долго. Главы колен обусловливали свое согласие провозгласить Давида царем целым рядом условий, главное из которых заключалось в том, что воцарение Давида отнюдь не будет означать, что его колено, колено Иуды, правит другими коленами – все колена будут признаваться равными, платить одни и те же налоги и в равной степени, без всяких привилегий, разделять свои обязанности по отношению к государству. Колено Вениамина в качестве гарантии выполнения этих условий потребовало также, чтобы столица будущего единого царства располагалась не в иудейском Хевроне, а размещалась бы на его территории – не важно, будет ли эта Гива, бывшая столица Саула, или какой-то другой город.
Все эти требования были самым подробным образом переданы Авениром Давиду:
"И пошел Авнер в Хеврон, чтобы пересказать также Давиду все, чего желает Исраэль и весь дом Биньямина" (II Сам. 3:19).
Когда, наконец, согласие старейшин всех колен на осуществление плана Авенира было получено, он явился в Хеврон вместе с двадцатью своими единомышленниками, и в честь их прихода Давид устроил роскошный пир. Нет почти никаких сомнений, что пир этот венчал завершение переговоров и достижение некоего устного соглашения. Однако чем объясняется то, что с Авениром было именно двадцать человек, кто были эти люди и какие колена они представляли, текст Библии умалчивает, и даже самые осведомленные комментаторы в ответ на этот вопрос лишь, что называется, разводят руками.
Между тем ясно, что переговоры за пиршественным столом завершились полным согласием сторон. "Поднимусь я и пойду, и соберу к господину моему царю всех исраэльтян, и они заключат с тобою союз; и будешь ты царствовать по воле души твоей" (II Сам. 3:21), – говорит Авенир в заключение пира, впервые называя Давида "царем" и "господином".
Пришло время объявлять общий съезд советов старейшин в Хевроне и торжественно провозглашать Давида царем. План Авенира вступал в свою последнюю, решающую стадию, и, чрезвычайно довольный собой, преисполненный надежд, он покинул Хеврон.
Судя по всему, не прошло и часа после отъезда Авенира, как в Хеврон вошла дружина Иоава, воротившаяся из похода с богатой добычей. Из какого именно похода, Библия опять-таки умалчивает, однако Талмуд, как уже говорилось, не скрывает, что, воцарившись в Хевроне, Давид продолжал руками Иоава совершать набеги на соседние земли, отдавая часть добычи царю Анхусу, а за счет остальной части пополняя свою казну и награждая придворных, которых становилось все больше и больше. Вероятнее всего, Иоав вернулся из одного из очередных таких походов, хотя в известном сборном комментарии А. Ш. Хартума высказывается версия, что Давид, зная о том, что Иоав горит желанием отомстить за брата, намеренно отослал его из Хеврона, чтобы тот не мешал подписанию соглашения [51].
Вернувшись домой и узнав, что в Хевроне за время его отсутствия был Авенир, Иоав приходит в бешенство. Не мешкая, он идет к дяде, чтобы выразить ему свое возмущение как тем фактом, что тот вел за его спиной переговоры со своим и его злейшим врагом Авениром, так и тем, что он дал Авениру уйти живым из Хеврона.
