Ги Бретон - Женщины времен июльской монархии
В один прекрасный день эти молодые гражданки с трехцветным знаменем в руках, на котором они сами вышили золотом «Везувианки», явились к городской ратуше, чтобы изложить свои требования.
А требования их были таковы:
1 — право голоса;
2 — обязательный брак для мужчин в двадцать шесть лет и для женщин в двадцать один год;
3 — обязательное участие мужчин в домашнем хозяйстве.
Представители временного правительства приняли их, иронически улыбаясь. После этого девушки вернулись в свой бельвильский фаланстер, распевая гимн, сочиненный каким-то шансонье.
Надо отметить, что эта акция оказалась их единственной политической манифестацией. Войдя во вкус бурных вечеринок, проходивших ежедневно в обществе г-на Борма-сына, молодые женщины очень скоро превратили свой фаланстер в весьма гостеприимное место, где все влюбленные Республики во имя равенства и братства могли приятно провести время…
Отныне везувианки, которым это название соответствовало все больше и больше, посвящали себя исключительно делу любви. Под предлогом увлечь своими идеями они зазывали к себе мужчин, которые возвращались от них домой совершенно обессиленными, чего никак нельзя было предположить по напыщенному стилю феминистских манифестов.
Каждый гражданин, приходивший высказаться в их защиту и готовый бороться за эмансипацию, тут же оказывался на огромной кровати и получал вознаграждение от одной или нескольких учениц г-на Борма-сына.
Однажды вечером наши горячие республиканки, устроившие более многочисленное и потому не особенно мирное собрание, куда, разумеется, были приглашены и мужчины, увидели, как один слушатель забрался на эстраду, служившую трибуной, и начал свою речь такими словами:
— Гражданки! Я не смогу быть кратким, предупреждаю сразу, потому что женщина — это такой предмет, о котором приятно говорить долго…
Никогда не знаешь, чем все может кончиться: обрадованные везувианки устроили ему овацию, потом на собственных руках с триумфом внесли в свою спальню, где в конце концов, если верить современнику, «с наслаждением раздели его, уложили на сваленные на пол матрасы, и втроем наградили его чудесным сувениром о первых узаконенных всеобщих выборах…»
К сожалению, те времена ушли в прошлое. В наше время женщины, занимающиеся политикой, не могут похвалиться подобным отношением к тем, кто защищает их права…
КАК Г-Н ЛАМАРТИН БЫЛ ПРИНЯТ ЗА ЖЕНЩИНУ ЛЕГКОГО ПОВЕДЕНИЯ
Если вы оказываетесь жертвой недоразумения, отнеситесь к этому с улыбкой.
Барон де Мель26 февраля 1848 года Луи-Наполеон Бонапарт спокойно работал в библиотеке Британского музея. Углубившись в огромный «Трактат по артиллерии», он делал выписки для задуманного им собственного труда «Об искусстве и способе уничтожить как можно больше солдат одним пушечным выстрелом»…
Внезапно какой-то человек, «казавшийся сильно взволнованным», вошел в зал и быстрым шагом направился к принцу. Подойдя, он наклонился к августейшему уху и, забыв произнести приветствие, сказал тихим голосом:
— Луи-Филипп только что отрекся!
В швейцарских колледжах Луи-Наполеон научился думать без спешки. Поначалу он никак не отреагировал. Сидя неподвижно, с полу прикрытыми глазами, он, казалось, повторял про себя услышанную фразу. Через несколько мгновений, однако, что-то в мозгу у него щелкнуло. Он вскочил со стула, взял приятеля под руку и торопливо повлек его к двери, забыв на столе перчатки и зонт.
Через четверть часа принц был на Кинг-стрит. Мисс Говард, только что получившая известия из Франции, ждала его с нетерпением.
— Ваш час настал, Луи, — сказала она. — Кажется, в Париже революционеры разделились. Они не знают пока, какой режим выбрать. Они колеблются, ссорятся и не имеют никакой программы. Их имена неизвестны народу. Они только что создали пустую Республику. Заполнить эту пустоту можете вы. Надо немедленно ехать во Францию!
На лице принца появилось озабоченное выражение. Молодая женщина сразу поняла причину:
— Вы же знаете, что мое состояние в вашем распоряжении.
Обрадованный Луи-Наполеон обнял Херриэт.
— Спасибо, — сказал он. — Благодаря вам меньше чем через год я буду во главе Франции.
После чего, сунув в карман деньги, которые мисс Говард достала из своей шкатулки, он помчался на вокзал, вскочил в поезд и доехал до Фолкстона. Там, вот ведь насмешница-судьба, он поднялся на борт пассажирского парохода, на котором только что в Англию прибыл герцог Немурский, второй сын Луи-Филиппа.
1 марта он был в Париже, где сразу же отправился на улицу Сантье к Вьейару, своему прежнему наставнику в Арененберге. Тот приютил его у себя.
Не теряя времени, принц написал временному правительству письмо:
«Господа, народ Парижа уничтожил последние следы иностранного вторжения, и я спешу встать под знамена Республики».
На другой день, одетый как денди, он нанес визит Ламартину в Министерстве иностранных дел, находившемся на бульваре Капуцинов. Певец Эльвиры принял его с необыкновенной учтивостью, поблагодарил за визит в столь почтительных выражениях, что даже самому раболепному китайцу они показались бы чрезмерными, трогательно поздравил его с тем, что он прибыл послужить Республике, но, однако, позволил себе напомнить принцу, что закон, запрещающий появление на территории Франции членам семейства Бонапарт, не отменен и что, может случиться, какой-нибудь жандарм вскоре явится на улицу Сантье…
Луи-Наполеон, который уже имел опыт семидесяти трех месяцев пребывания в тюрьме, не заставил напоминать себе дважды. Раскланявшись, он оставил костлявого поэта предаваться демократическим грезам, а сам быстро собрал свой багаж и уехал в Лондон.
В течение двух месяцев Луи-Наполеон и мисс Говард внимательно следили по газетам за тем, как разворачиваются события. Они, например, узнали, и это их очень позабавило, что некоторые члены временного правительства, опьяненные властью, уже успели забыть о принципах равенства, которые провозглашали в предвыборных речах, чтобы теперь вовсю насладиться отнюдь не демократическими удовольствиями. Несравненный Ледрю-Роллен раскатывал по городу в королевских каретах, Гарнье-Пажес охотился в Шантильи, Арман Марраст закатывал изысканные обеды в Трианоне, созывая туда весьма галантную компанию, а Фердинанд Флокон переселился в Сен-Клу, где стал владельцем Малого замка.
О г-же Флокон, бывшей гризетке, обронившей знаменитую фразу: «Именно мы являемся принцессами», один журналист написал в марте 1848-го строки, которыми принц Бонапарт и его подруга особенно наслаждались: «Создается впечатление, что кареты Министерства сельского хозяйства и торговли имеют слишком плохую подвеску, потому что Ее Превосходительство г-жа Флокон отправляет их одну за другой в каретный сарай после одного раза использования. Она заявила, что это не кареты, а какие-то извозчичьи пролетки. Ее Превосходительство в них так сильно трясло, а нервная система у нее такая деликатная, что она теперь в состоянии ездить только в каретах герцогини Орлеанской».
