Йоханнес Штейнхоф - "Мессершмитты" над Сицилией.
На рассвете мы должны были снова вылететь на разведку, даже притом, что мы не знали, кому мы должны будем сообщить о ее результатах. С нашими немногими остающимися самолетами мы должны продолжать атаковать бомбардировщики. Мы не нуждались ни в каких приказах относительно этого. Недалеко от передовой взлетно-посадочной площадки, которую этим утром обнаружили «киттихауки», Штраден нашел луг, на котором, как он полагал, смогут разместиться остатки эскадры. Мы намеревались перелететь туда на рассвете и действовать оттуда, при условии, что союзники тем временем не высадятся в Марсале, а также что у нас все еще останется достаточно самолетов, чтобы выполнять эффективные вылеты. Мне было необходимо связаться с инспектором истребительной авиации и выяснить, правда ли, что американцы продвинулись далеко на север и достигли центра острова, тем самым угрожая разрезать наши силы на две части. Держа эту возможность в памяти, я отдал распоряжения относительно плана, который предусматривал, что наземный персонал эскадры на всем имеющемся транспорте должен был по шоссе вдоль северного побережья отойти к Мессине, в то время как пилоты должны были продолжать летать, пока не останется ни одного самолета, пригодного для полетов. Если я не смогу что-нибудь выяснить о текущем положении, то должен буду полагаться на информацию, добытую нашей собственной разведкой.
Тем вечером даже обычный мрачный юмор иссяк. Тревога, явная или скрытая в разной степени, преследовала нас, подобно кошмару. Теперь каждый, следуя за несложным ходом мыслей и взвесив все возможности, понимал, что ситуация стала чрезвычайно серьезной. Они восприняли уход Фрейтага как предзнаменование несчастья. Действительно, никто из нас никогда не думал, что с ним могло что-нибудь случиться в полете или в бою. Если бы он был достаточно удачлив, выпрыгнув на парашюте и опустившись на твердую землю, мы, несомненно, уже узнали бы об этом, каждый в этих обстоятельствах сделал бы все возможное, чтобы сообщить в его подразделение.
Сегодня, как всегда, он носил бы свои безупречно белые гольфы и желтые сандалии, которые так часто были объектом моей критики.
Тереза уронила несколько слез, когда ей сказали о несчастной судьбе Фрейтага. Она девушка со странным, рассеянным и флегматичным характером, обычный ребенок сицилийских деревни и народа, и, возможно, переживаний этой ужасной войны слишком много для ее маленького ума. Теперь она молча сидела около своей бабушки, безучастно глядящей перед собой.
Никто в гроте не чувствовал никакого желания пить марсалу или вермут больше, чем это было необходимо для утоления жажды. В любом случае большую часть содержания бутылок, приготовленных для нас Толстяком, всегда выпивал Фрейтаг.
К полуночи противник, очевидно, решил дать своим экипажам немного сна, обстрел ослаб и продолжали стрелять лишь несколько орудий. В конечном счете, они тоже замолчали, к этому времени даже наши «раздражители»[96] оставили дежурство и улетели домой в Тунис или Бизерту.
Поскольку шум стих, напряженность спала, и истощение, соединенное у большинства со здоровой конституцией, погрузило всех присутствовавших в короткий, без сновидений, сон. Лишь несколько человек были не способны заснуть, но они остались в гроте, поскольку не имело смысла возвращаться в квартиры на оставшуюся часть ночи, кроме того, «Веллингтоны» могли снова начать бомбежку, и им пришлось бы идти назад.
Появившийся гауптман Кегель присел около моей раскладушки, чтобы доложить о своем осмотре аэродрома Джербини. Он говорил шепотом, чтобы не тревожить спящих, одновременно полируя свои очки. Певучим тоном коренного саксонца он описал свой полет в Джербини и ужасную картину опустошения, которую там обнаружил.
— Я думаю, что мы сможем приземлиться в Джербини, — сказал он, — потому что комендант и его люди продолжают расчищать одну или две взлетно-посадочные полосы. Они даже получили несколько рабочих подразделений, которые также имеют потери. Это только мальчики — проклятый позор! Если вы будете патрулировать над Мессинским проливом, то должны сбросить подвесные топливные баки лишь в крайней ситуации или, конечно, вовремя выйти из боя, потому что сомневаюсь, что иначе вы сможете снова приземлиться. Едва одна партия тяжелых бомбардировщиков оставляет Джербини, как над ним появляется другая. Можно подумать, что они имеют их слишком много. Воздух, вероятно, завтра будет более безопасным местом, чем земля.
Наземная инфраструктура острова была сильно разрушена массированными и непрерывными ударами с воздуха, и по этой причине истребители и подразделения непосредственной поддержки войск на поле боя больше не имели возможности обеспечить эффективную поддержку армии или защитить ее от бомбежек. Способствующим этому фактором было и нерешительное поведение итальянцев… Похвальным исключением были подразделения торпедоносцев, которые действовали великолепно, и несколько истребительных эскадрилий во главе с выдающимися командирами.
Франц Куровски. Ворота в крепость ЕвропаИтальянские военно-воздушные силы были в безнадежном положении из-за устаревших и худших самолетов… Итало-немецкая координация действий в воздухе была слабой, немецкие истребительные части взлетали со своих аэродромов для защиты Сицилии, словно итальянцев вообще не существовало.
Альберт Гарланд. Сицилия и капитуляция Италии. Средиземноморский театр военных действий. Армия Соединенных Штатов во Второй мировой войнеВ пределах своих возможностей подразделения истребителей также принимали участие в оборонительных боях. Особенно тяжелые бои они вели, прикрывая движение судов через Мессинский пролив, и вместе с зенитной артиллерией, которая была направлена в этот район, очистили воздушное пространство от вражеских самолетов. Авиационные подразделения 2-го воздушного флота, базировавшиеся на Сардинии, были переброшены на Сицилию.
Франц Куровски. Ворота в крепость ЕвропаТрапани, 11 июля 1943 г.
Приблизительно в 5 часов утра 11 июля Штраден и я вырулили на взлетную полосу, готовясь вылететь на Сардинию. Во время взлета у него лопнула шина колеса, и, сообщив мне об этом по радио, он повернул обратно на посадку. Я решил лететь один, и вскоре побережье Сицилии растворилось позади в море. Я медленно поднялся на 6000 метров, чтобы как можно скорее увидеть берег Сардинии. Ночи были короткими; бомбежки позволяли нам лишь короткий сон, а как командир истребительного подразделения я должен был уделять ночные часы и неотъемлемой бумажной работе. Чем дальше я летел на северо-запад, тем больше спадало мое напряжение, и вскоре меня охватило чувство безмятежности. Что можно было ждать от полета над водой длиной свыше 300 километров, когда вероятность неприятностей от «Спитфайров» или «Лайтнингов» была очень мала? Это была расслабляющая экскурсия.
