Виктор Кузнецов - Сергей Есенин. Казнь после убийства
Наши «раскопки» подсказали — о «деле Есенина» он мог знать немало. На том же собрании-проработке Аршавского присутствовал «от имени и по поручению» член губкома ВКП(б) Борис Позерн, вскоре сам попавший в репрессивный переплет и, как говорят сведущие памятливые люди, на одном из допросов рассказавший о действительных обстоятельствах гибели Есенина. Не шла ли такая информация от Аршавского, весьма перепуганного своим арестом и выдававшего троцкистов-зиновьевцев направо и налево?
Отбыв в «сталинских» лагерях назначенный срок, Аршавский очищал свое имя от старой нелегальной скверны на фронтах Великой Отечественной, получил контузию. В 1955 году, в пору реабилитации старой революционной гвардии, его простили, восстановили в партии. Несколько лет работал в Библиотеке Академии наук СССР в Ленинграде, вышел на отдых персональным пенсионером.
Мы не забыли Петрова, просто о нем, как об оперативно-секретном агенте ГПУ, сведений, понятно, не густо.
Требуется дальнейшая «разработка» его контактов, что, думается, поможет выйти на след непосредственного убийцы Есенина. К примеру, возможны линии пересечения по службе чекиста-режиссера с сексотом Вольфом Эрлихом, автором ряда киносценариев. По недостаточно проверенным архивным данным, дружок последнего, Борис Перкин, состоял при нем связным. Когда ФСБ откроет хранящееся за семью замками досье Петрова-Макаревича-Бытова, мы узнаем о нем много нового, — правда, вряд ли в потайной папке найдется листок хотя бы с одной строчкой о Есенине.
Уверены, поэта арестовывали, пытали, убивали и создавали мифы о самоповешении по негласному заказу-приказу. Если бы следствие носило официально санкционированный характер, о нем знали бы многие гэпэушники, да и спрятать или уничтожить абсолютно все бумажки было бы трудно.
Финал судьбы лже-Петрова печальный. Из справки архива ФСБ: «Арестован 2 сентября 1952 года. Обвинялся в преступлении, предусмотренном ст. 58–10 ч. 1 УК РСФСР, то есть в том, что занимался изготовлением и распространением антисоветских документов, в которых возводил клевету на учение марксизма и на одного из руководителей ВКП(б) и Советского правительства»[102]
Известно и сочинение «антисоветчика». Мы взяли расхожее определение в кавычки, потому что таковым он не был, 30 лет через глазок кинокамеры, а еще больше, так сказать, через замочную скважину подглядывая за чужими жизнями и уродуя их. Бредовые мудрствования свидетельствуют о психическом заболевании многолетнего «бойца невидимого фронта». Неудивительно, ведь на его совести много загубленных невинных людей, впрочем, достаточно и одного святотатственного кровавого спектакля в «Англетере», чтобы в конце концов сойти с ума.
Кинорежиссер Григорий Козинцев писал о Петрове-Бытове: у него «был один удачный фильм " Водоворот" и этот человек состоит исключительно из неутолимой злобы»[103].
Глава 11. Неудавшийся побег
Все предыдущие десять глав были лишь подступами к настоящей и труднейшей.
Не сомневаемся — нам удалось доказать, что Есенин не жил в «Англетере» и не мог, находясь под судом, обосноваться вовсе в нелюбимом им Ленинграде. Тогда возникает вопрос: с какой целью он приехал в город на Неве, где пребывал четверо суток, если, как убедились читатели, его никто не видел в гостинице, если он не встречался с близкими ему людьми (критик И. Оксенов, художник К. Соколов и др.). Прежде чем ответить на эти сложнейшие вопросы, необходимое отступление о писателе, сыгравшем, может быть, роковую роль в трагедии поэта…
…Николай Николаевич Никитин (1895–1963). Номенклатурный беллетрист. На фоне советских писателей «от станка» смотрелся солидно. Автор в свое время известных романов «Преступление Кирика Руденко» (1927), «Северная Аврора» (1950), нескольких «закрученных» пьес, не раз отмечался лауреатством и прочими почестями. Но то внешняя сторона его биографии. Потаенная открывается только сегодня.
Есенин лично знал плодовитого прозаика. В августе 1924 года они даже собирались рыбачить на Оке, но поездка не состоялась.
Никитин оставил воспоминания о поэте, в которых предстает чуть ли не его лучшим другом. К Есенину стала возвращаться его посмертная звонкая слава, — поэтому их отношения выглядели идиллическими.
Однако знакомство поэта с Никитиным не было столь радужным, как расписывал воспоминатель. Вскоре после гибели Сергея Александровича появилась издевательская для его памяти статья («Красная новь», 1926, № 3), полная ухмылок, пошлых измышлений и подмигиваний его ненавистникам. Мемуарист изобразил Есенина читающим свое «Письмо к матери» в заплеванной сифилитической ночлежке: «Древняя старуха, стоявшая рядом, навзрыд рыдала. Это очень понравилось Сергею. А после мы узнали, что она была глуха».
Потешался Николай Николаевич Никитин! По его вольной прихоти их общий знакомый, «имажинист», ловит с поэтом рыбу в Константинове. При этом Есенин-якобы притащил мужикам-землякам «корзину шампанского», не ведая, что те предпочитают водку. После возлияний поэт-недотепа засыпает у реки «под пасхальный звон» колокольцев целого транспорта притащенных им удочек. Все это «красовитый» вздор!
Никитин распоряжался Есениным как своим нелепым персонажем. Самое подлое в указанной статейке — приписывание поэту слов, которых он не мог говорить*. Начало ноября 1925 года, Ленинград. У поэта «подбитая улыбка» «темного мутного лица» и упадническая мысль: «А ведь здесь и умирать». Непременно упоминается есенинская поэма «Черный человек» как чуть ли не удостоверение на самоказнь, следуют разглагольствования о творческом кризисе.
Все это — намеренная стряпня, взахлеб подхваченная и растиражированная во многих тысячах экземплярах газетами. «Черный человек» оценивался наиболее вдумчивыми современниками (В. Правдухин и др.) как большая художественная удача автора (о ней с умилением отзывался недолюбливавший Есенина Горький). Подчеркнем — 1925-й год был самым плодотворным в творческой жизни поэта!
Расчет Н. Н. Никитина был прост: пишет не седьмая вода на киселе, а близкий покойному товарищ (о, сколько их тогда повылезало из самых темных щелей!). Никитин даже уверил читателей «Красной нови», что, по его дружескому совету, охваченный депрессией «Сережа» оказался в больнице. Сие совсем гнусно. Есенин, по его словам, лег в московскую лечебницу, чтобы «…избавиться кой от каких скандалов», а проще, избежать грозившего ему неправедного суда (10-й Лубянский участок Сокольнического района; судья Владимир Семенович Липкин).
Развязная и явно заказная статья Никитина заставила внимательно присмотреться к его личности. Выяснилось то, о чем тогда было нельзя писать в литературных энциклопедиях и словарях — то, что Никитин был секретным сотрудником ГПУ.
