Семен Борзунов - Бойцы, товарищи мои
«Для меня нет ничего приятнее, как писать о воинах сегодняшней армии, о человеке в серой шинели, о человеке с ружьем, — признается Николай Горбачев. — Этот путь в литературе мною выбран прочно и окончательно, и, как говорится, доказательства тут налицо: вы, вероятно, читали книги „Ракеты и подснежники“, „Звездное тяготение“, „Возвращение“, „Человек и ракета“, „Одна ночь“, „Сказание о ракетчиках“.
Другое „ружье“ сейчас в ваших руках, другими стали и сами воины — морально и духовно, — как и все мы, сыны нашего героического пятидесятилетия. Поэтому и почетно и сложно нам, писателям, создавать литературные произведения о советском солдате. Поэтому-то с чувством волнения предлагаю вашему вниманию отрывок из нового романа…»
Роман «Дайте точку опоры» также получил положительную оценку читателей.
Ежегодно мы видим, как по брусчатке Красной площади следуют в грозном и внушительном шествии ракеты разных калибров и назначений, знаем, что в воздух для нашей защиты может каждую минуту подняться ракетоносная и атомоносная авиация, а моря бороздит наш атомный флот…
Думается, что теперь уже ни у кого не остается сомнений — в военном деле, бесспорно, произошла самая настоящая, самая решительная революция. Однако проявление ее не только в очевидном резком изменении технической оснащенности армии, но и в тех революционных сдвигах в ее главном фонде — человеке.
Современное оружие потребовало не просто солдата, офицера, техника, инженера, человека с высоким техническим кругозором. Того самого «физика», для которого у ракеты, в атомной подлодке возникают нередко условия, когда надо не просто нажимать кнопки, переключать тумблер, крутить штурвалы, — требуется напряженная, высокоумственная, мгновенная по реакции и психологическому взлету работа ученого, работа «физика». Конечно, боевое применение, эксплуатация этой техники максимально автоматизированы, но для сложной техники известен как бы обратный закон: нажимать кнопки, переключать тумблеры можно лишь при ювелирном знании всей «анатомии и психологии» тех самых ракет, с виду безмолвных и ручных, но по существу (ракетчики это знают), каждой из которых присущ свой характер, свой норов.
Однако речь идет не только о «качественных сдвигах» в знаниях нынешнего солдата, офицера, но и о психологических и нравственных сдвигах. Эти сдвиги определяются многими причинами. Человек велик, способен создавать могучую технику, вдохнуть в нее жизнь, отдав ей частицу себя, но вместе с тем техника, своеобразие воинского труда, в свою очередь, оказывают влияние на характер человека, на его эмоциональный арсенал и психологию поступков. Словом, техника принимает участие в формировании человека, его облика, его внутреннего «я». В этом смысле революция в военном деле представляет собой неисчерпаемые кладези тем и находок для литературного проникновения, исполнения благородной писательской миссии.
Техника и человек… Извечная проблема. Сколько ученых, философов, психологов ломали и поныне ломают над этим головы! Но самым строгим и верным ценителем является время — крутое, неумолимое и властное. Оно проверяет и испытывает все в человеке: его духовную и физическую крепость, мужество и талантливость, дружбу и любовь. Круто порой поворачиваются и ломаются в наше время судьбы человеческие…
О людях, кому доверено грозное современное оружие, о создателях могучих ракет, о тех, кто на своих плечах вынес революцию в военном деле, об их самоотверженном труде, о чести и достоинстве советского человека, о глубоком чувстве братства, дружбы и любви, о том, как нелегко и вместе с тем радостно шагать по нашей бурной, наполненной большим смыслом жизни, — обо всем этом и рассказывает Николай Горбачев.
Призвание, рожденное в бою
I
Судьбы журналистские, как и судьбы солдатские, складываются по-разному. Особенно на войне.
Одни журналисты приходили на фронт из редакций газет и журналов, имея за плечами немалый опыт работы. Им было проще: требовалось лишь перейти на военные рельсы, понюхать пороху, заговорить языком фронтовой корреспонденции, привыкнуть к напряженной обстановке. Другие, подчиняясь суровым обстоятельствам времени, выполняли задания своих редакций, хотя до войны не брали в руки пера.
Я же хочу рассказать о журналисте и литераторе, «родившемся» на фронте, хотя из окопов он не послал ни одной строчки в газету. Не послал, пока не кончились бои. И все же берусь утверждать, что как журналист он родился на войне.
Впрочем, призвание пришло раньше…
У самого подножия Кавказских гор приютился живописный город Нальчик — столица Кабардино-Балкарии. Укрытый зеленью садов, он дышит чистым и свежим воздухом. Живописный и солнечный, он сроднился с Эльбрусом и Казбеком, что, чудится, вырастают тут же, у горизонта. За городом — ослепительное серебро горной реки, а за мостом — селение Вольный Аул, в котором живут кабардинцы — отважные и благородные дети гор.
Анатолий Марченко (именно о нем я веду речь) увлекался стихами местных поэтов Али Шогенцукова и Адама Шогенцукова, Алима Кешокова, Керима Отарова и других, вошедших в литературу еще до Великой Отечественной войны. В 1940 году в Нальчике был издан поэтический сборник трех молодых поэтов, одним из которых был Максим Геттуев. Его напевные, публицистически страстные и душевные стихи очень понравились увлекающемуся литературой юноше. Одно из этих стихотворений Анатолий Марченко помнит и сейчас:
Как малахитовое море
Без берегов,
Без берегов —
Средь вечереющих нагорий
Разлив лугов,
Разлив лугов.
Мне плыть по ним в потемках синих
Навстречу дню,
Навстречу дню.
Я серебро ночных росинок
В ладонях сомкнутых храню.
В конце тридцатых годов улицы Нальчика были тихими, безмятежными. На одной из них стояла школа, похожая на десятки таких же школ. Она носила имя Максима Горького.
Мальчишки и девчонки бегали сюда веселыми, озорными стаями. Здесь учились дети разных национальностей; жили дружной, крепкой семьей русские и кабардинцы, украинцы и балкарцы, белорусы и грузины. Старшеклассники грызли гранит науки, зубрили немецкий язык, не ведая, что многим из них он пригодится уже на будущий год. Ходили на танцы, перебрасывались записками, спорили о поэзии Есенина, Маяковского, огорчались, если получали двойки, и мечтали о подвигах.
Все было, как и в тысячах других школ. Учащиеся этого города со школьной скамьи в сорок первом году почти сразу же окунулись в огненный смерч войны.
