Олег Гончаренко - Русский Харбин
С приходом японцев начала выходить новая ежедневная газета на русском языке под названием «Харбинское время». Ее редактором-издателем был японец. Большинство рядовых эмигрантов старалось держаться нейтрально, избегая тесных контактов с японской военной и гражданской администрацией. Один из белых эмигрантов, некто Е. В. Саблин, отмечал в своей книге, что «японцы учитывают эти различные настроения среди русских. Они допускают сочувствующих им русских на службу в войсках и в учреждениях нового маньчжурского государства, однако и там их держат лишь на низших ступенях. По отношению к русским, кажущимся им недостаточно надежными, принимаются систематические меры. Русские, занимающие сколько-нибудь выдающееся положение в Маньчжурии, а также крупные торговцы, более или менее независимые люди из интеллигенции вытесняются из Маньчжурии и Восточной Монголии под благовидными предлогами и вынуждаются перебираться в города Китая, где их встречают, в общем, довольно сочувственно».
Вся политическая и общественная жизнь Харбина как составной части «империи» Маньчжоу-Ди-Го по большей части находилась под жестким контролем японских властей, создавших ряд идеологических организаций, подчиняющих себе буквально все стороны эмигрантского существования. Одной из таких организаций было общество «Сехэхуай». Как было отмечено в приказе командующего Квантунской армией генерала К. Уэда в марте 1937 года, это объединение стало «организацией, родившейся одновременно с основанием Маньчжоу-Ди-Го как государственный орган. Это общество является единственной идеологической, культурной, политической и практической организацией, которая, охраняя дух и идеалы основания государства, воспитывает народ к воплощению государственных идей Маньчжоу-Ди-Го». 15 августа 1937 года, по случаю начала японо-китайской войны, русские люди организовали в Харбине Всенародное собрание протеста против «вероломного нападения китайских властей в Северном Китае». В собрании было представлено 69 организаций всех национальностей Маньчжоу-Ди-Го, в том числе разнообразные объединения русских эмигрантов.
В 1939 году для работы с русской молодежью, чему японское командование придавало особое значение, была учреждена Российская эмигрантская организация молодежи Кио-Ва-Кай. Японская военная администрация в Харбине была убеждена в том, что перед белой эмиграцией стоят особые задачи, которые она должна решать только через организацию Кио-Ва-Кай. Что же это были за задачи, и каким виделось их решение японским хозяевам русской эмигрантской общественности? Во-первых, политический характер российской эмиграции определялся ее антикоммунистической платформой, а во-вторых, историческая миссия этой эмиграции в Восточной Азии заключалась в «установлении духовной и действительной связи между ее народами и народами Великой Восточно-Азиатской сферы для совместного процветания и благополучия». Однако, несмотря на все декларативные усилия японских властей придать им привлекательность, идеи находили слабую поддержку среди российского населения Маньчжурии и харбинских интеллектуалов. Об этом ярко свидетельствуют не только воспоминания современников той поры, но и сам факт того, что должности во всех этих многочисленных организациях, созданных японцами, занимали одни и те же, знакомые харбинскому обывателю лица. Это были, как правило, функционеры БРЭМ, фашистской партии, Дальневосточного союза казаков — генералы В. А. Кислицын, А. П. Бакшеев, Л. Ф. Власьевский, К. В. Родзаевский. В июле 1940 года, при поддержке японской администрации, были открыты высшие курсы под названием Кио-Ва-Кай для русской молодежи.
Намеченные для выполнения особо серьезных заданий агенты обучались в строго законспирированных школах. Другие проходили особые курсы при обществе Кио-Ва-Кай в Харбине, где преподавателями были такие специалисты по русским делам и ведению разведки, как генерал Кисабуро Андо. Из русских преподавателей в школе был генерал от инфантерии В. А. Кислицын. В декабре 1936 года в харбинской прессе была опубликована «Декларация Кио-Ва-Кай о борьбе с Коминтерном». В полном соответствии с декларацией в Харбине проводились регулярные мероприятия: конкурсы на лучшие антикоммунистические лозунги и плакаты, разнообразные собрания протеста против деятельности Коминтерна в Восточном полушарии, недели публичного разоблачения коммунизма и прочий, как сказали бы сегодня, «политический пиар».
Отношение к Советскому Союзу правых харбинских политических организаций лучше всего характеризовалось следующими фактами. Начало германосоветской войны совпало с заявлением двух эмигрантских организаций — «Союза монархистов» и «Союза русских военных инвалидов в Шанхае» — о своей готовности сражаться на стороне Германии. Их декларации были поддержаны единомышленниками и в Харбине. Русские харбинцы, по примеру своих сотоварищей, проживавших в Западной Европе, также разделились на «пораженцев» и «оборонцев», причем последних, желавших победы СССР, оказалось значительно больше. Немалую роль в значительном увеличении в Харбине числа симпатизирующих борьбе с Германией людей сыграл «Союз возвращения на Родину», действовавший и в Шанхае, и в Харбине еще с конца тридцатых годов. Его активисты горячо убеждали представителей старой части русской диаспоры в необходимости возвращения в Россию и участия в великих стройках социализма делом и словом. В особенности это касалось специалистов-железнодорожников, квалифицированных инженеров, нужда в которых все равно оставалась и в сравнительно благополучном по этой части СССР. Хотя некоторая часть харбинцев стала активно сотрудничать с японскими властями, отношение к ним в русской среде было, как правило, весьма сдержанным. Просоветская газета «Родина», которая сменила с лета 1941 года свое название на иное — «Новая жизнь», — из номера в номер без устали пропагандировала преимущества советского строя среди читателей. Вот почему, говоря о рядовых эмигрантах, можно сказать, что большинство из них искренне приветствовало приход Красной армии в Маньчжурию. Делалось это ими без особых мыслей относительно собственного будущего в условиях «победившего социализма».
Советские войска в ХарбинеВ это же время в эмигрантских кругах, даже среди бывших кадровых военных императорской армии, исподволь стали появляться и «оборонческие» настроения. Русское население Харбина часто с большим трудом получало правдивую информацию о положении дел на советско-германском фронте, так как за слушание передач советских радиостанций русские люди бесследно исчезали в застенках японской военной разведки. И все же некоторые харбинцы пытались при помощи коротковолновых приемников, сконструированных из разных нехитрых приспособлений, получать хотя бы какие-нибудь новости с фронтов. В феврале 1945 года советскими пропагандистами из Хабаровска было организовано вещание на Харбин и Маньчжурию некой подпольной эмигрантской радиостанции, находившейся якобы в Харбине. В передачах принимал участие советский писатель, сам бывший харбинский эмигрант Всеволод Никанорович Иванов, который с азартом рассказывал о достижениях советской власти в России, сочетая истории о благоденствии русского народа под властью советского Политбюро с призывами к эмигрантам возвращаться в лоно матери-родины. Его взволнованный высокий голос призывал «заблудших овец» эмиграции к покаянию и дружной работе на благо России. Слушатели тех лет уверяли, что, несмотря на очевидную лживость некоторых утверждений, произносимых Ивановым, о безоблачном будущем приехавших в Союз эмигрантов, в какое-то благополучие просто хотелось поверить, в особенности после всех перенесенных притеснений и обид, сначала от китайской администрации, а в последние годы — от жестокостей японцев. Средний харбинец, не отягощенный лишними знаниями о жизни в СССР, вспоминал, если позволял возраст, тихие уголки родных русских мест, воображая идиллию русской жизни, казавшейся буквально райской на фоне неспокойных лет, проведенных на чужбине. И невольно в новых разговорах при свечах, если в городе гасло электричество из-за взорванной китайскими повстанцами подстанции или наступал комендантский час, харбинцы предавались мечтаниям о том, как славно заживут в России, пусть и при коммунистах, но «ведь все равно русские же они люди! — авось хуже, чем при японцах, не будет»…
