Генри Мортон Стенли - В дебрях Африки
Дремучий лес, в котором мы столько месяцев были похоронены и только теперь увидели его предел, по-видимому, простирался все в том же духе на северо-восток; но к востоку начиналась совсем иная область – страна травянистых лугов, равнин и гор, с разбросанными там и тут рощами, группами и рядами деревьев, вплоть до цепи холмов, замыкавших горизонт, у подножья которых, как мне было известно, находилась цель моих долговременных странствований и стремлений.
Так вот, наконец, долгожданный выход из мрака к свету! Я назвал Пизгой высокую вершину в конце лесистого хребта, на склоне которого мы стояли, возвышавшуюся в 3 км к востоку от нас на 1 500 м над уровнем моря; Пизгой потому, что после 156 дней сумрака в тени первобытных лесов мы впервые отсюда увидели желанные пастбища Экватории.
Люди спешили взобраться на гору, и в их жадных взорах без слов можно было угадать вопрос: правда ли это? Неужели нас не обманывают? И может ли быть, чтобы настал конец этому проклятому лесу?
Через несколько минут, сложив на землю вьюки и глядя вдаль, они с восхищенным изумлением убедились, что это правда.
Они страстно протягивали руки к этой роскошной стране и поднимали глаза к небу в безмолвной благодарности, в оцепенении. Когда же они насытили свои взоры несравненным зрелищем и с глубоким вздохом облегчения пришли в себя, они обернулись назад и, глядя на темные стены дремучего леса, простиравшегося к западу в бесконечную даль, подняли руки и, потрясая кулаками, разразились против него ругательствами и проклятиями. В порыве внезапного раздражения они осыпали лес упреками в жестокости к ним и к их соотечественникам, уподобляя его аду, обвиняли в гибели сотни своих товарищей, называли грибной пустыней; а великий лес, расстилавшийся перед ними громадным материком и дремавший наподобие гигантского зверя в темно-зеленой шкуре, едва подернутой голубоватой дымкой испарений, безмолвно покоился в своем мрачном величии, по-прежнему безучастный, неумолимый и беспощадный.
С юго-востока к югу тянулась цепь гор высотой от 2 000 до 2 500 м над уровнем моря. Пленная женщина показала, что нам предстоит идти на юго-восток для достижения великой воды, которая «с шумом ударяясь о берега, вечно волнуется и передвигает песок». Но так как мы находились теперь под 1°22' северной широты, т. е. на одной параллели с целью нашего путешествия – Кавалли, то я предпочел направиться прямо на восток.
Старый Борио, описав рукой широкий полукруг с юго-востока на северо-запад, говорил нам, что таково течение реки Итури и что она начинается на равнине у подошвы высокого холма или ряда холмов. К юго-востоку от горы Пизга не видать было равнины, а скорее глубокая, лесистая долина, и, насколько можно было рассмотреть отсюда, все горы были до самой вершины покрыты лесом. Пятимесячного блуждания по непрерывным лесам показалось нам за глаза довольно; хотелось, наконец, испытать что-нибудь другое, хотя бы ради разнообразия наших бедствий. По этой причине я отклонил совет направляться к «великой воде», на юго-восток, и мы пошли просто к востоку.
В деревне Бакуру, где мы расположились на ночлег, мы нашли нечто вроде жилетов из толстой буйволовой кожи, которыми наши люди тотчас завладели, полагая, что это очень пригодно для защиты против стрел туземцев травянистой области.
1 декабря мы спустились с горы и пошли по тропинке, ведшей на восток. Вскоре нам пришлось подняться по другой отлогости на уступ, пониже вершины горы Пизга, и тут анероид показал нам самое высокое давление, какого мы до сих пор достигали. С этого уступа тропинка вела нас опять вниз, на средний уровень местности. Дорог было много, все они были торные и перекрещивались между собой, но одна все-таки оказалась наиболее значительной; идя по ней, мы в 11 часов 15 минут дня пришли в обширное селение Аюгу и застали его, конечно, уже пустым – так быстро эти лесные дикари бывают извещены о прибытии иноземцев. Улица этой деревни была шириной в 15 м.
В лесу, между подошвой горы Пизга и деревней Аюгу, мы заметили чрезвычайную сухость почвы, что было прямой противоположностью той чрезмерной влажности, которая замечалась от Индендуру до Ибуири. Упавшие древесные листья были слегка сморщены и хрустели под ногами, а самая тропинка, хотя все еще шедшая в лесной тени, имела оголенный и пыльный вид, точно дорога через обыкновенную деревенскую улицу.
После полуденного отдыха мы шли еще часа два и, придя в небольшой поселок, состоявший из трех хижин конического типа, стали лагерем около него. Хотя 15 км было уже пройдено, но все окружавшие нас условия были еще таковы, как будто мы за сотни миль от желанной страны. Вокруг нас был все тот же густой и высокий лес, чисто тропического характера; темные шатры деревьев соединялись между собой перепутанными лианами, а в тени их ютилась непроницаемая чаща подлеска.
В одной из хижин мы нашли стрелу совсем другого фасона, чем те, какие мы видели до тех пор. Она была длиною в 70 см, и наконечник ее, в 7,5 см, имел форму копья. Стержень ее из легкого тростника был разукрашен тонкими насечками; крылышком служил треугольный кусочек тонкой козлиной кожи, а не листок и не лоскуток черного сукна, как было до сих пор. Мы нашли еще целый колчан, набитый стрелами лесных дикарей; они были длиною в 50 см и все имели наконечники различной формы, хотя у всех концы были с загнутыми зубцами и убийственно заострены.
2 декабря, вскоре по выступлении из лагеря, мы сбились с проторенной тропы и стали наугад пробираться по перепутанным следам слонов и буйволов. Один из наших занзибарцев, очень глупый малый, уверил нас, что, бродя по окрестностям прошлой ночью, он выходил на открытую поляну и может проводить нас туда. Мы ему поверили и вскоре совсем потеряли следы, начали кружить по лесу наудачу, как в былое время. После трехчасовых блужданий в северо-восточном направлении мы наткнулись на деревню, конические крыши которой оказались крытыми травой.
Это важное открытие возбудило радостные крики. Один бедняк так и кинулся на эту траву и стал целовать ее. Таким образом, мы встретили уже две характерные черты страны пастбищ: коническую хижину и травяную крышу. Так как был уже полдень, мы остановились отдохнуть, и несколько молодых людей воспользовались этим временем, чтобы сходить на разведку. Вскоре они вернулись и принесли связку зеленой травы, встреченной всеобщим восторгом и с таким благоговением, с каким Ной и его семейство должны были приветствовать голубицу с оливковой веткой. Однако разведчики объяснили, что избранная ими тропинка упиралась в болото, а так как ничего нет хуже, как идти по болоту с тяжелыми грузами, то мы выступили по направлению к юго-юго-востоку и через полтора часа дошли до Индесуры – селения или, вернее, округа, состоящего из нескольких поселков с коническими хижинами и травяными крышами. Тут мы заночевали. На одной из хижин крыша была худая, и понадобилось ее починить. Один из наших залез на нее и, беззаботно оглядываясь кругом, внезапно оживился; осенив глаза рукой, пристально стал смотреть вдаль и вдруг завопил на всю деревню:
