Александр Родимцев - Гвардейцы стояли насмерть
Бессмысленное сопротивление, унесшее десятки тысяч жизней немецких солдат и офицеров, продолжалось. Впрочем, некоторые солдаты начали понимать, что к чему.
* * *
Однажды январским морозным днем я несколько часов провел в первой траншее у Панихина, Жгучий западный ветер гнал нам в лицо колючую поземку, мы изрядно продрогли, закончив свои дела, отправились восвояси.
Пробираясь к себе по ходу сообщения, я нагнал по дороге бойца-подростка.
"Откуда это такой? - подумал я. - Вроде ни с одним пополнением мне малышей не присылали".
На шум моих шагов боец обернулся, и я узнал Машеньку из Мышеловки.
Она лихо отдала мне честь, но замерзшие губы еле выговорили слова уставного приветствия.
- Что, дочка, мороз нынче? - Я тоже сведенным от холода ртом кое-как произнес эту фразу.
- Мороз, товарищ генерал...
- А где Мишу оставила?
- Мы с ним бойцов об обморожении предупредили. Для профилактики их обеспечили вазелином. Миша задержался в батальоне, а меня к себе в роту отправил...
- Вот и замечательно, что ты сейчас свободна. Пойдем ко мне, чаем горячим угощу.
- Спасибо, товарищ генерал! Неудобно как-то...
- Это чай-то неудобно?
- Хорошо, - наконец согласилась Машенька.
В штабном блиндаже Бакай допрашивал пленного гитлеровца, одетого в грязную зеленую шинель. Его ноги были завернуты в какие-то рваные тряпки.
- Кто такой? - обратился я к пленному через переводчика.
- Ефрейтор пятьсот семьдесят первого полка триста семьдесят первой пехотной дивизии, - отвечал немец.
- Кто командует дивизией и полком?
- Командир дивизии генерал-майор Монте, полка - капитан Рюйм.
Бакай заглянул в свой блокнот и кивнул головой в знак подтверждения.
Пленный продолжал:
- Полк обороняется в районе больницы, состоит из трех батальонов, в каждом по двести человек.
Потом ефрейтор безнадежно махнул рукой:
- Настроение у солдат плохое. Только сопляки из гитлер-югенда сами лезут в бой. А солдаты постарше воевать не хотят. Многих расстреливают за это. Потери в ротах ежедневно по восемь-десять человек. Пора кончать. Войну мы проиграли. Я это понял и решил сдаться в плен.
- С какого времени на Восточном фронте?
- С августа прошлого года.
- Как кормят?
- Сегодня на семь человек дали восемьсот граммов хлеба и, - он замялся, видимо, подбирая название для блюда, потом, усмехнувшись, по-русски сказал: - поллитра баланда.
Худой, с заросшей, закопченной физиономией, он совсем не походил на представителя "белокурой бестии", "потомка нибелунгов" или "нашего мушкетера", как любил называть своих вояк Геббельс. Это был уставший и во всем изверившийся солдат.
- Год назад нам иные попадались, - проговорил я и взглянул на Машеньку.
Девушка засмеялась. Кто-кто, а Машенька хорошо помнила, какие немцы были раньше.
Год назад под Киевом одна вражеская часть особенно напористо лезла вперед. Пленные говорили, что за взятие Киева им было обещано по железному кресту, а в случае отступления - расстрел. Тогда эту часть наша воздушнодесантная бригада окружила и уничтожила.
За время боя, который завязался в перелеске, Машенька успела перевязать шесть наших раненых бойцов. Двух тяжелораненых она вытащила за дорогу, в кювет, и передала другим санитарам.
Схватка уже затихала, когда Машенька заметила на поляне двух фашистских солдат, стоявших с поднятыми руками. Они, видимо, решили сдаться в плен. Навстречу им из сосняка выбежали наши бойцы. Но не успели они подойти к немцам, как где-то совсем близко раздались два выстрела. И оба солдата упали.
Машенька заметила, что стреляли из-за старого, окруженного травой высокого пня. Обежав по краю поляны, она подхватила оброненный кем-то автомат и стала приближаться к притаившемуся гитлеровцу. Он был без каски, наверное, потерял ее в суматохе боя.
Услышав осторожные шаги, он быстро обернулся и поднял пистолет, но выстрелить не успел: прямо в грудь ему был направлен ствол автомата.
Кривясь и заикаясь, он растерянно прохрипел:
- Рус... девка?
При допросе пленного, мы узнали, что это ефрейтор, член нацистской партии, сын крупного помещика. Он прошагал половину Европы, воевал в Польше, Франции и Норвегии.
Сидя в блиндаже, фашист удивленно повторял:
- Не понимаю!.. Нет, не понимаю. Девушка с автоматом... Может, мне это почудилось? Ну, скажите правду, неужели меня, Иоахима Занге, девчонка взяла в плен?
- Да, не тот немец пошел, - смеясь, проговорила Машенька, оглядев пленного с ног до головы: - Тощий, грязный... Нет, это не Иоахим Занге. Тот ефрейтор гладкий был... Вот до чего их Гитлер довел!
Мы с Бакаем тоже рассмеялись. Ефрейтор смотрел на нас непонимающе, моргая глазами.
Шутки шутками, а Машенька была права: немец пошел не тот.
А вечером мы узнали, что Паулюс отклонил наши предложения о прекращении сопротивления. Советские парламентеры в течение двух дней пытались вручить пакет с условиями капитуляции, чтобы прекратить ненужное кровопролитие. Фельдмаршал отказался принять пакет.
"Теперь жди приказа наступать", - подумали мы, И действительно, в следующую же ночь мы "играли свадьбу", что на языке фронтовиков означало смену частей на переднем крае.
По приказу из штаба армии наша дивизия должна была передислоцироваться в район южнее завода "Красный Октябрь".
Почти четыре месяца мы обороняли центр города, и нам не хотелось уходить отсюда, от этих обугленных каменных стен, битого кирпича и разворошенного асфальта, обжитых блиндажей и дотов. И все же мы уходили с радостью - мы знали, что теперь дело идет к развязке.
Рано утром мы сосредоточились у железнодорожной петли, примерно в одном километре южнее завода "Красный Октябрь".
Сюда, на этот рубеж, от берегов Дона, из района хутора Вертячий, было нацелено острие наступления 65-й армии, которой командовал мой товарищ по Испании генерал-лейтенант П. И. Батов, и 21-й армии генерала И. М. Чистякова. Этим армиям предстояло рассечь окруженную группировку врага надвое, чтобы уничтожить ее по частям. Нашей дивизии было приказано наступать навстречу нашим армиям. Мы снова действовали на направлении главного удара.
Заняв исходное положение для наступления, дивизия после артиллерийской подготовки, когда орудийные расчеты перенесли огонь в глубину обороны противника, хмурым зимним утром ринулась на врага.
Северо-восточнее Мамаева кургана наступал полк Панихина, слева от него атаковал противника полк Долгова, уступом за ними вводил в бой свои батальоны Самчук.
Действуя небольшими штурмовыми группами, атакующие части начали медленно, но упорно "вгрызаться" в оборону неприятеля. Вновь начались кровопролитные бои за каждый блиндаж, дот, дом, улицу.
