Александр Музафаров - Семейные драмы российских монархов
Приняв это к сведению, легко представить, как выглядела семейная ситуация с точки зрения Петра Фёдоровича. Он знал, что у его жены есть любовники, более того, как-то раз устроил совместный ужин, на котором присутствовали он сам, Екатерина, любовница Петра Елизавета Воронцова и любовник Екатерины Станислав Понятовский. Всё как в куртуазном французском романе. Кстати, кумир Петра, Фридрих Великий, также едва поддерживал отношения со своей официальной супругой, предпочитая ей любовниц, а по некоторым сведениям, и любовников. Но при этом, хотя королева Елизавета-Христина была бесплодной, о разводе речь не шла.
Поэтому Петру и в голову не могла прийти мысль о разводе с Екатериной и женитьбе на Елизавете Воронцовой. Приписываемое ему намерение заточить жену ещё более нелепо — в случае, если бы развод действительно бы имел место, Екатерина не представляла бы для Петра никакой угрозы и была бы, скорее всего, просто вышвырнута из России.
Что касается отношения к сыну, то некоторые историки усматривают колебания Петра Фёдоровича в вопросе признания его своим наследником после вступления на престол. Действительно, в прилагаемой к манифесту о вступлении государя на престол форме присяги на верность присутствует весьма обтекаемая формулировка: подданные клялись в верности императору и «по высочайшей его воле избираемым и определяемым наследникам».
Что стояло за этой формулировкой? Простое следование «Уставу о наследии престола» Петра Великого или сомнения государя в отношении собственного сына? Однако уже через два дня в указе, определяющем форму церковного возглашения царской фамилии, читаем:
«О Благочестивейшем, Самодержавнейшем Великом Государе нашем, Императоре Петре Фёдоровиче всея России, и о Благочестивейшей Великой Государыне нашей Императрице Екатерине Алексеевне, и о Благоверном Государе Цесаревиче и Великом Князе Павле Петровиче…»
Здесь Павел не просто назван наследником, но и для него введён специальный, не употреблявшийся ранее в России титул — государь цесаревич. То есть если сомнения у Петра Фёдоровича и были, то продолжались они весьма недолго, а, скорее всего, в первом манифесте просто использовали стандартную формулировку.
Но если дело обстояло так и в планы императора не входила перемена положения жены и сына, то что сподвигло Екатерину принять деятельное участие в заговоре против царственного супруга? Очевидно, императрицу не устраивало положение просто супруги государя, она хотела участвовать в политике, и не просто участвовать, а играть в ней ведущую роль. Но путь для этого был ею же самой для себя закрыт. Закрыт в тот момент, когда молодая принцесса приняла осознанное решение оставаться равнодушной к собственному мужу.
Удивительно, но Екатерина, про которую так часто пишут, что она умела очаровывать и располагать к себе людей, не смогла добиться расположения у собственного мужа, а потом — и у собственного сына. Почему? Может быть, потому, что ни Петру Фёдоровичу, ни Павлу Петровичу от неё не нужно было никаких материальных благ? И отношения с ними должны были носить характер не сделки «ты мне — я тебе», а искреннего союза? А была ли Екатерина способна на такой союз?
В итоге властолюбивые амбиции увлекли императрицу на путь преступления — она вошла в число заговорщиков, готовивших переворот против Петра III.
Удивительное дело, но история заговора, приведшего к восшествию Екатерины на престол, описана историками весьма слабо и поверхностно. Даже К.А. Писаренко, посвятивший специальную работу именно перевороту 28–29 июня 1762 года, сосредоточил своё основное внимание на событиях, произошедших после переворота. Мало что пишут об этом и биограф Петра III А.С. Мыльников, и его оппонент и критик О.А. Иванов. Исследователи даже не называют основных участников заговора. Их имена всплывают лишь по ходу повествования как одни из многих, «возмущённых неудачным правлением голштинского тирана». Мы попытаемся их выделить и оценить ту роль, которую сыграл каждый из них.
Наиболее заметны исполнители. Их имена известны всем и каждому — братья Орловы, князь Барятинский, капитан-поручик Пассек — со шпагами наголо, лошади, начищенные чёрные сапоги, развевающиеся мундиры — такими предстают они на страницах многочисленных романов, статей, экранах кинофильмов и т.д. Но при внимательном рассмотрении видно, что все они лишь выполняют чьи-то поручения. Да, поручения весьма ответственные и важные, какие кому попало не дадут, но именно выполняют, а не принимают решения сами. Мотив их участия в мятеже прост и понятен — тут и личная связь Григория Орлова с императрицей, и желание себя проявить, и память о том, как щедро были награждены Елизаветой участники переворота 1741 года.
Далее мы видим двух людей уже в генеральских чинах — генерал-лейтенанта князя Михаила Никитича Волконского и адмирала Ивана Лукьяновича Талызина.
Михаил Никитич Волконский происходил из древнего княжеского рода — из черниговских Рюриковичей. С 1736 года — на военной службе. Принимал участие в Польском походе (1733–1734), затем в Русско-турецкой войне (1735–1739), Русско-шведской войне (1741–1743) и Семилетней войне. Судя по тому, что генеральского чина он достиг только в 1756 году, служил честно, карьеру сделал не на придворном паркете, а на поле боя. Он оставил потомкам интереснейший памятник мемуарной литературы — «Журнал жизни и службы князя Михаила Никитича Волконского», в котором подробно описал и военные походы, и опасные дипломатические поручения, которые довелось выполнять.
28 июня 1762 года он оказался в роли военного руководителя восстания. Боевой генерал, не чета изнеженным гвардейцам, умел действовать быстро и решительно. К тому же репутация заслуженного воина помогла ему увлечь за собой солдат колеблющегося лейб-гвардии конного полка и принять командование над ним. Безусловно, военная часть успеха переворота — полностью его заслуга.
Непонятным остаётся другой вопрос: за что боролся князь Волконский? Какие он имел мотивы для участия в мятеже? Император Пётр III относился к князю с доверием — именно Волконскому было поручено подписать со стороны России соглашение о перемирии с Фридрихом Великим. В отличие от тех же Орловых, князь не получил особых выгод от переворота. Да, взошедшая на трон Екатерина повысила его в звании до генерал-аншефа, наградила орденом Святого Александра Невского, но и только. Всё это Михаил Никитич выслужил бы и так.
Иван Лукьянович Талызин, хотя и носил адмиральский чин, никогда в жизни не командовал ни одним кораблём. Его служба протекала на берегу, в Адмиралтействе, конторах, в выполнении разного рода поручений. Перед нами военный чиновник, а не флотоводец. Тем не мене 28 июня 1762 года он проявил ум и решительность, сумев привести на сторону Екатерины гарнизон Кронштадта, отразив единственную попытку императора сопротивляться мятежу. На первый взгляд трудно понять, что заставило адмиралтейского чиновника высокого ранга примкнуть к выступлению против государя. Как и М.Н. Волконский, особых выгод он из этого для себя не извлёк — получил орден Святого апостола Андрея Первозванного и 2 тысячи рублей. А в 1765 году уволен в отставку.
