Михаил Штейн - Ульяновы и Ленины. Тайны родословной Вождя
Но это решение, видимо, ЦК (а может, и самому Сталину) показалось слишком слабым. ИЗ сентября 1938 г. состоялось новое заседание президиума Союза писателей по этому же вопросу. Оно отменило прежнее решение как неправильное и утвердило новое:
«1) Всецело одобрить и принять к неуклонному руководству постановление ЦК ВКП(б) от 5 августа 1938 г. по поводу романа Мариэтты Шагинян «Билет по истории», часть 1-я «Семья Ульяновых».
2) Признать, что правление ССП и его руководящие деятели проглядели выход в свет политически вредного и идеологически враждебного произведения, каким является роман Мариэтты Шагинян «Билет по истории».
3) Объявить Мариэтте Шагинян выговор.
4) Объявить выговор редакции «Красной нови» в лице тт. Фадеева и Ермилова за напечатание в журнале политически вредного и идеологически враждебного произведения Мариэтты Шагинян «Билет по истории»[384].
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) касалось не только романа Шагинян. Оно осуждало также и «поведение Крупской, которая, получив рукописи романа Шагинян, не только не воспрепятствовала появлению романа в свет, но, наоборот, всячески поощряла Шагинян, давала о рукописи положительные отзывы и консультировала Шагинян по различным сторонам жизни Ульяновых и тем самым несла полную ответственность за эту книжку». (Обратите внимание: не книга, не роман, а презрительное «книжка». Чувствуется стиль Сталина, его направляющая рука. Книгу Смирновой «Рассказы о детстве Сталина» в своем письме в Детгиз ЦК ВЛКСМ он тоже называет «книжкой».) Далее в постановлении говорилось: «Считать поведение Крупской тем более недопустимым и бестактным, что т. Крупская сделала все это без ведома и согласия ЦК ВКП(б), за спиной ЦК ВКП(б), превращая тем самым общепартийное дело составления произведений о Ленине в частное и семейное дело и выступая в роли монополиста и истолкователя общественной и личной жизни и работы Ленина и его семьи, на что ЦК никому и никогда никаких прав не давал»[385].
В тексте постановления, однако, нет ни слова о Д.И. Ульянове, который, как мы знаем, тоже читал в рукописи роман Шагинян. Почему?
28 ноября 1937 г. Д.И. Ульянов написал рецензию на рукопись романа М.С. Шагинян «Билет по истории» и отослал ее в редакцию журнала «Красная новь», которая приняла решение о публикации романа. В этой рецензии он писал: «Автор очень категоричен в вопросе о происхождении Ильи Николаевича: «Потомок степных калмыков»… Думаю, что так безоговорочно утверждать нельзя; автор берет на себя слишком большую смелость. Конечно, мы живем не в III империи (имеется в виду Третий рейх — гитлеровская Германия. — М.Ш.), и расовые вопросы не имеют для нас значения; нам неважно, был ли отец Ильича «чистокровным» калмыком или калмыком такой-то пробы, но справедливость требует сказать, что автор романа, несмотря на свои изыскания в Астрахани, имеет не больше права, чем всякий другой из нас, делать такие категорические выводы. Да и с какой целью он это делает? Что это по существу должно или может характеризовать?
В какую семью на Руси не попала монгольская кровь — если не в период татарского ига, то в последующие века, когда русские жили бок о бок с монгольскими племенами. Особенно в таком полутатарском городе, как Астрахань. Нет надобности особенно разбираться в семейных летописях, чтобы объяснить раскосые глаза или выдающиеся больше обычного скулы. Если бы характеристика предков касалась существа дела, например, особого склада ума, каких-либо талантов или особых способностей и пристрастий, тогда бы это было важно. Но вопросы о чистокровности и кровности сами по себе не стоят ломаного гроша»[386].
Обращает на себя внимание некоторая нелогичность автора рецензии. Д.И. Ульянов протестует против упоминания в четвертой главе романа («Воспоминания другого детства») о калмыцком происхождении матери И.Н. Ульянова — А.А. Смирновой. В романе же об этом всего одна фраза (возможно, правда, что в представленной в редакцию рукописи об этом говорилось больше). Однако он ничего не имеет против подробного рассказа в третьей главе («Воспоминания одного детства») о немецких и шведских предках В.И. Чем же они лучше предков калмыцких?
М.С. Шагинян пыталась объяснить это спецификой политического момента. В 1965 г. она писала мне: «Я смотрю на понятие национальность абсолютно, как Вы, т. е. не придаю ни малейшего значения, кроме фактического и исторического. Но напоминаю Вам, что моя книга «Семья Ульяновых» была изъята на 22 года (а я за нее порядком пострадала) из-за того, что открыла калмыцкое происхождение в роде отца (И.Н. Ульянова. — М.Ш.) и этим воспользовались фашистские газеты в 37 году»[387].
Ссылка на «фашистские газеты» в данном случае — дань официальной пропаганде тех лет. Дело, конечно, заключалось в том, что обнародованием сведений о калмыцком происхождении В.И. был недоволен Сталин.
Когда отмечался 50-летний юбилей Шагинян, Д.И. Ульянов, возможно желая извиниться перед ней за резкую, несправедливую рецензию, написал в статье под названием «Роман о семье Ульяновых», что писательница «не просто фиксировала исторические факты о семье Ульяновых, а воплотила их в художественные образы. Тем не менее она не исказила исторических фактов. Этому значительно помогло и то, что товарищ Шагинян предоставила нам — мне и Надежде Константиновне — возможность познакомиться с первой книгой романа «Билет по истории» в рукописи, до ее напечатания, и мы предварительно обменялись с ней мнениями, внеся некоторые коррективы и фактические исправления. Это обстоятельство позволило автору романа внести соответствующие изменения в роман, благодаря чему изложение первой части значительно выиграло»[388].
Вероятно, именно благодаря тому, что Д.И. Ульянов в рецензии на рукопись Шагинян выступил с вполне устраивавших Сталина позиций, он и не подвергся критике.
Что же касается Н.К. Крупской, то с ней у Сталина были старые счеты, еще с мартовского инцидента 1923 г. Тогда Сталин угрожал Крупской и после ультимативного требования В.И. вынужден был перед ней извиниться. Простить такого унижения Сталин не мог и пользовался всяким удобным случаем, чтобы «поставить ее на место». Крупская отлично это понимала и тяжело переживала все новые и новые придирки к ней Сталина. И в то же время, как рассказывала мне Шагинян, успокаивала опальную писательницу как могла.
Авторы книги, специально посвященной отношениям Крупской и Сталина, В.А. Куманев и И.С. Куликова, касаются в ней и эпизодов, связанных с произведениями Шагинян. Сначала они ссылаются на теплое письмо Крупской к Шагинян от 18 марта 1938 г. в ответ на просьбу последней, высказанную в письме от 25 февраля 1938 г., рассказать как можно полнее о своем детстве и сообщают, что она поддержала писательницу. А затем утверждают, что 28 марта 1938 г. Крупская в записках, направленных в журналы «Огонек» и «Молодая гвардия», отказывается помогать Шагинян в работе над романом»'[389]. Что, по мнению авторов книги, вызвало ужасное волнение Шагинян. Текста записок Крупской авторы при этом не приводят (а в «Огоньке» и «Молодой гвардии» они в свое время не были опубликованы). Не называется и архив, где они хранятся ныне. О содержании записки Крупской в журнал «Огонек» ничего сказать нельзя, так как авторы книги ее не цитируют, а где оригинал — не известно. В записке же, адресованной в «Молодую гвардию», Крупская дает оценку рассказу «Володя Ульянов» и, в частности, пишет: «Мне рассказ очень не понравился, слабо показано влияние эпохи, в которой рос и складывался Владимир Ильич… Я против этой беллетристики, искажающей действительность»[390]. Приведя эту цитату, авторы далее (видимо, пересказывая продолжение записки) сообщают, что Крупская «решительным образом отказывалась от дальнейшего участия в судьбе литературных поисков Мариэтты Шагинян». «Можно только догадываться, почему так действовала Крупская, — пишут Куманев и Куликова, — но несомненно было то, что сделано это было по «высочайшему требованию»[391].
