Нури Халилов - Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941–1944
Встретили гряду невысоких скал, за которыми можно было укрыться от бомб и снарядов. Сверху было удобно наблюдать, как каратели гнали наш скот, лошадей, барашек по дороге вдоль Бурульчи. Было жалко. Я выстрелил по погонщику, но попасть было невозможно, слишком далеко. Хотелось что-то сделать. Вышли на дорогу. Там, хромая, шел какой-то боец. Когда его догнали, то оказалось, что это Якуб Асанов, сын Рефиде. Он был ранен в живот. С левой стороны висели его кишки, которые он поддерживал рукой. Эльза порвала свою рубашку и, как могла, сделала ему перевязку. Он сказал, что вся его группа погибла. Мы пошли вместе. Я ножиком отрезал ему кусочек жира от своего НЗ. Он взял его в рот. Жир придал ему некоторую силу, и он пошел быстрее. Смотрим, стоит еще один наш боец с автоматом на шее. Он был бледный, усталый, голодный. Это был Петя, командир группы 3-го Суатского отряда нашей бригады. Его группа тоже погибла возле Васильковской балки. Уже пятый день как он ничего не ел и не пил. Пришлось и ему отрезать жира. Сунул ему в рот, и он ожил.
Спросил его, куда он собирался идти, так как эта дорога ведет прямо к немцам, было хорошо слышно, как они там шумели.
Петя ответил, что ему уже все равно. Он слышал от кого-то, что тех, кто сдается добровольно в плен, прощают, не наказывают, а отпускают, куда кто хочет.
– Брось, Петя, свои песни. Пойдем со мной, не пропадешь. Выживем! Уже седьмой день прочеса. Стрельба и голоса слышны уже на краю леса, скот уже угнали, скоро они уйдут.
Петя согласился и пошел с нами. В стороне от дороги мы заметили брезентовую палатку и обошли ее с восточной стороны. Видимо, это была фашистская застава. В бой вступать не стали, так как были слишком слабы.
В одной лощине на голой безлесной поляне под теплыми ватными одеялами лежали старики, женщины, дети, среди них были из Суюн-Аджи. Мамут и Халил Османовы с семьями, Надя с семьей. Одна женщина сидела на камне и поила свою двухгодовалую внучку. Нам нужно было быстро бежать отсюда, так как сверху уже шли каратели. Они окружили лежащих. Кричали по-русски, матерились. Били их плетками, заставляли вставать в колонны.
Дальше идти было опасно, так как мы плохо знали лес, расположение вражеских сил, а главное – были слишком слабы. Неподалеку от Чуюнчи мы добрались до треугольника дорог, там были густые дубовые кустарники с неопавшими листьями. Здесь мы спрятались и провели две ночи. Стали наблюдать, как фашисты вдоль Бурульчи гонят скот, барашек в сторону Баксана. Потом румыны погнали захваченных в плен членов партизанских семей. Возле нас румыны сделали привал. Люди стали оправляться, писать прямо на нас. Мы лежали не дыша. Терпели эту вонь. Они стали рвать листья с дубовика. Пытались разжечь костры, но не успели. Румыны погнали их дальше. Мы по голосам даже узнавали некоторых знакомых. На перекрестке дорог румыны поставили крупнокалиберный пулемет. Он частенько строчил без адреса, в небо пускали светящиеся ракеты. На наш треугольник солдаты не обращали никакого внимания. Хорошо все разведав, я решил уничтожить эту огневую точку. 9 января, когда стемнело, мы подползли ближе к посту. Румыны отдыхали. Мы открыли по палатке автоматный огонь и бросили две гранаты. Дело сделано. Ни один каратель не встал с места. Боясь преследования, мы вышли с лесочка на большую поляну и стали идти вниз, к Бурульче в сторону Яманташа. Вдруг слышим крик: «Товарищи, спасайте. Я ранен в ногу, истекаю кровью. Спасайте!» Кто-то из моих сказал: «Надо партизана спасать!»
«Нас самих спасать надо!» – подумал я. Подождем, посмотрим. Через 20–30 минут там, откуда слышались крики, возникла стрельба. Я сообразил, что это кукушка-ловушка. Мы решили уничтожить этого предателя-кукушку. Обходным маневром подошли ближе к его палатке метров на пятнадцать. Бросили две последние гранаты и открыли огонь из автоматов. Когда подошли совсем близко, то увидели двух солдат и одного полицая.
Двигаясь к реке Бурульче, дошли до второй казармы, где река Суат впадает в Бурульчу. Берег был низкий, а река широкая. Лежа стали пить воду. Напились вдоволь впервые за 10 дней. Было 9 января, холодно, а реку надо было переходить вброд. Воды было по колено. Метрах в двадцати на том берегу было видно что-то непонятное. Мы насторожились. В конце концов, я перешел реку и приблизился метров на десять. Окликнул по-русски. Молчит. По-татарски. Молчит! По-румынски. Молчит! Подхожу ближе и вижу, что это лошадь. Вызвал своих, и они перешли Бурульчу. Вышли на дорогу и пошли в сторону Яманташа. Заметили свет в каком-то окошке. В казарме горела коптилка. Одна женщина с грудным ребенком варила кукурузную баланду. Узнав, что все кругом спокойно, сели отдыхать. В комнате тепло, есть сено, на котором можно лежать. Рядом со мной мальчик лет семи, он весь в пухе, как птица. Женщина сказала, что привела его с Васильковской балки, что он 10 дней лежал возле своего раненого отца из 18-го отряда под навесом, где было пятьдесят раненых. Некоторые к тому времени уже умерли от ран и голода. Все эти дни мальчик не ел, не пил. Потом эта женщина дала нам по кружечке кукурузного супа – баланды. Мы снова ожили, окрепли, погрелись. Спасибо ей. Ведь мы с 28 декабря по 9 января почти 12 суток ничего не ели.
Утром, когда проснулись, я осмотрелся, куда мы попали. Это была небольшая ровная поляна, на которой на высоком бетонном фундаменте стоял небольшой домик 6 на 4 метра. Раньше в этом домике паром обрабатывали детали бричек, подвод и другие изделия. По сторонам лежали колеса, а в домике жили сами рабочие. Находилась казарма неподалеку от печально известной Васильковской балки.
Покормившая нас женщина сказала, чтобы мы взяли мальчика с собой и шли на Яманташ, где опять собираются наши. Я погрузил его на лошадь, и мы пошли к Яманташу. Потом этого мальчишку я отдал комиссару.
Стали оглядываться и заметили, что вокруг лежит много мертвых: бойцов, детей, женщин. Узнали некоторых наших из Суюн-Аджи: тетю Рефиде – жену сапожника Сеит-Бекира, мать Якуба Асанова – тоже Рефиде, двух детей Джемиль ага – плотника колхоза. Мы нашли разные тряпки и накрыли их тела. Потом нашли картошку, соль и сварили ее с луком. Съели и подкрепились.
На Яманташ стали подниматься и другие партизаны. Собралось человек двадцать пять. Среди них комиссар Амет с двумя своими бойцами. Он стал формировать группу для прорыва. Всех построил в шеренгу. Встали и мы. Посмотрев на меня и, видимо, вспомнив нашу стычку в Баксане, сказал: «Тебя и этих женщин я не возьму. Оставайтесь здесь».
Тогда все мои люди вышли из строя, а группа во главе с Аметом Бекировым пошла в сторону Караби.
После обеда мы услышали стрельбу в стороне Васильковской балки и спрятались в ямах косой горы. Это два больших дерева, которые, падая, корнями образовали две воронки. Минут через двадцать – тридцать стрельба прекратилась. Мы увидели, как румыны садились в свои автомобили и танкетки и поехали в сторону Баксана.
