Алимжан Тохтахунов - Мой Шелковый путь
Моя квартира в Риме находилась на Виа Фротина, совсем близко от площади Испании. Знаменитая лестница, на которой целыми днями сидят молодые люди и где часто устраиваются крупнейшие показы мод, давно стала символом туристического Рима. Фонтан, куда бросают монеты, чтобы снова вернуться в столицу Италии, тоже хорошо известен. Говорят, что каменное изваяние лодки, находящееся в том фонтане, поставлено в память о далеком наводнении, которое принесло из Тибра какую-то лодку, а когда волны схлынули, лодка осталась на площади. Наверное, площадь Испании — самое шумное место в Риме, там всегда людно, всегда не протолкнуться. Шумит фонтан, все фотографируются, обнимаются, целуются, пьют вино, едят мороженое. Федерико Феллини увековечил эту площадь в своем сногсшибательном фильме «Сладкая жизнь», ставшем классикой мирового кино. Правда, Феллини показал площадь Испании безлюдной, в ночное время, придав ей лирическую таинственность. Впрочем, в ночное время лиричность пробуждается во мне в любом уголке Рима, за исключением разве что рыночных площадей, где никогда не выветривается неприятный рыбный запах.
В Риме я однажды заболел. Думаю, что мало кто любит болеть, а я просто не переношу этого состояния. Болезнь давит, гнетет меня морально, а через эту подавленность я начинаю слабеть и физически. Нередко бывает, что я больше раскисаю не столько от самой болезни, сколько оттого, что думаю о ней и о возможных последствиях. Но в тот раз я свалился серьезно.
Мои друзья познакомили меня с доном Джованни, финансовым адвокатом Папы Римского, и дон Джованни устроил мне госпитализацию. Потом, когда с болезнью было кончено, мы подружились с ним, неоднократно встречались, несмотря на его занятость. Время от времени я, наверное, жаловался на какие-то признаки недомогания, хотя сам не помню этого, но так или иначе дон Джованни настоял на моем обследовании и положил меня в больницу, где обычно проходил лечение Папа Римский, за что я безмерно благодарен ему, потому что обследование на таком высоком уровне окончательно успокоило меня.
С помощью дона Джованни мне удалось посмотреть Ватикан — не тот Ватикан, который видят туристы, а настоящий, с его задворками, потайными коридорами и хранилищами. Я посетил даже главное золотое хранилище Ватикана и видел слитки золота, уложенные бесконечными рядами. Дон Джованни провел меня в капеллу Николая V, в апартаменты Борджа, по величественным дворам Бельведера и Сан-Дамазо. Ватиканская библиотека с уникальным собранием рукописей потрясла меня своими научными богатствами, и там, среди бесчисленных фолиантов, я почувствовал, насколько ничтожны знания отдельно взятого человека и насколько объемны накопленные знания человечества.
На этой экскурсии со мной были также Андрей Кобзон, сын Иосифа Давыдовича, с супругой Катей, приехавшие ко мне в гости. Кате было, пожалуй, нелегко во время той увлекательной прогулки, так как она носила в себе ребеночка, а итальянская жара быстро изнуряет беременных женщин. Но все обошлось, тенистые сады и галереи давали нам приют.
— А теперь посмотрите туда, друзья, — сказал дон Джованни, когда мы вернулись во двор. — Видите этот купол?
— Да, купол собора Святого Петра. Известный купол.
— Известный, и все его видят. Но видят его только с той стороны. Понимаете? Отсюда на него могут взглянуть единицы. Это как обратная сторона луны. Ничего особенного, та же лунная поверхность, та же неизвестность, но прикоснуться к ней взором дано не каждому. То же самое и с нашим куполом. Отсюда его мало кто видит. Можете считать себя избранными.
— Спасибо, — засмеялся я, а сам подумал, что прав дон Джованни: у всех явлений и предметов есть обратная сторона, но далеко не всем удается увидеть эту обратную сторону. Это не всегда нужно и важно, но всегда любопытно.
— А нельзя ли нам попасть к самому Папе? — спросил я, разглядывая ярко наряженную ватиканскую охрану у ворот.
— Нет, Алимжан, сегодня это невозможно. Аудиенция у Папы возможна только в том случае, если набирается большая группа…
Сказать честно, мы не огорчились. Я спросил о Папе из праздного любопытства. Конечно, интересно было бы взглянуть на главу Католической церкви вблизи, услышать его голос, его дыхание, почувствовать его дряхлость или силу. Но повторюсь: это было лишь проявлением праздного любопытства. В действительности мы не нуждались во встрече с Папой.
На прощанье дон Джованни подарил Андрею золотую медаль, на одной стороне которой изображен Папа Римский, на другой — Ватикан. Эту медаль вручают только почетным гостям, и я был рад, что Андрей Кобзон получил такой подарок…
Во время моей жизни в Риме я часто общался с Аликом Хамраевым, моим земляком и режиссером. Жил он недалеко от Рима, в Сабауди, где его зять Корадо содержал гостиницу и частный пляж. Там появлялись разные люди, нередко приезжали итальянские актеры, в числе которых несколько раз я видел Франко Неро. Но к тому времени меня уже мало интересовали иностранные знаменитости. В первые годы моей жизни за пределами России мне казалось просто необходимым познакомиться с зарубежными звездами кино и шоу-бизнеса, даже если это было «шапочное» знакомство. Позже все это потеряло для меня интерес. Я ценил только настоящих друзей, с которыми меня связывали долгие годы.
В Италии я в основном старался держаться русских людей. Русские обычаи не умирают даже за границей. Русские люди иначе отдыхают, иначе устраивают застолье, иначе принимают гостей. Итальянское гостеприимство оценивается не обилием продуктов, поставленных на стол, а прежде всего поданным вином. Блюда никогда не служили в Италии показателем гостеприимства, потому что мясо, салаты и спагетти всюду одинаковы, хотя любое блюдо можно, конечно, приготовить хуже или лучше и продукты могут быть разного качества. Но ведь в хорошем доме гостю не подадут плохих продуктов, это понятно. Зато вино — важный показатель, потому что оно бывает разное. Чем дороже вино, поставленное на стол, тем выше степень уважения к гостю.
Одним из самых больших удовольствий в Италии для меня стал футбол. Я окончательно вернулся к нему душой. А если принять во внимание, что в Италии я близко сошелся с Кахой Каладзе и Андреем Шевченко, игравшими в миланской команде и познакомившими меня со всеми игроками, то увлеченность футболом в мой «итальянский период» становится абсолютно объяснимой. Во многом из-за моих новых друзей, итальянских футболистов, я потом перебрался в Милан, который сразу показался мне более модным, современным и европейским, чем Рим. Стоя на улице Милана, я понимал, что римляне какие-то серенькие и что, будучи жителями столицы, они оставались все-таки провинциалами. Вдобавок римляне заметно смуглее миланцев, и это лишь усиливает их провинциальность, даже делает их похожими на деревенских жителей.
