Василий Шевчук - Командир атакует первым
Мы с Коняевым тщательно обследовали все поляны, просеки, выгоны у деревень, которые можно, на наш взгляд, приспособить для посадки и взлета тяжелых "юнкерсов". Пока безуспешно, а стрелка счетчика бензина неумолимо ползет вправо. Еще несколько минут полета, и горючего останется только на обратный путь и посадку. И вдруг... Перед нами, вернее, уже позади нас та самая злополучная площадка! Над одной из длинных ровных полян я, приказав ведомому идти выше, снизился почти до высоты выравнивания на посадке. И слева, на уровне глаз, увидел характерные по конфигурации хвостовые оперения транспортных самолетов.
В конце поляны круто развернул самолет с небольшим набором высоты и обратно. Саша - молодец, успел пристроиться рядом. Прошли всю поляну, но "юнкерсов"... не было. "Наваждение какое-то! Галлюцинация, - с великим огорчением подумал я. - В психологии известны случаи, когда от длительного ожидания человеку может почудиться желаемое..."
Разворачиваемся снова, и я опять иду к самой земле. Стоят, голубчики! Вот они, прижатые к самой стене леса, накрытые маскировочными сетками, растянутыми на шестах. Сверху их не видно, так как сами самолеты камуфлированы бело-серыми пятнами да и на сетку с белыми кусками полотна навалило снегу.
Зафиксировать место расположения - и домой. Засекаю время, курс, иду до первого характерного ориентира. Как ни трудно, ставлю отметку на карте. Сейчас шли на запад, нужно разворачиваться на сто восемьдесят градусов, чтобы выйти к своему аэродрому.
Опять снежный заряд. Пытаюсь обойти его справа. Под нами какая-то речушка - сверху отличается от поверхности леса и поля более чистым снегом. Слева не то большое село, не то маленький, городок. Нужно определить место, где проходим. И в этот момент к нам потянулись хорошо знакомые трассы "эрликонов". Интенсивность огня указала на внешний фронт окруженной группировки. Так и есть. Речушка называется Гнилой Тикич (одно название чего стоит!), а населенный пункт на запомнившемся ее изгибе - Лысянка. Место это все летчики хорошо знают по памяти. Именно здесь, между двумя населенными пунктами, Лысянкой и Шендеровкой, самое короткое, двенадцатикилометровое, расстояние от внутреннего фронта окруженной немецкой группировки до внешнего.
Кстати, на всякий случай замечаю ориентиры района сильного зенитного прикрытия - какой-то важный объект. Скорее всего артиллерийские позиции или скопления танков. Штурмовикам будет работа.
Наши самолеты с набором высоты уходят в белесую мглу снежного заряда. Ничего не поделаешь, неприятно, но лететь придется почти вслепую...
А через полчаса после нашего возвращения мы снова в воздухе. На этот раз с нами группа штурмовиков. Погода не улучшилась, но сейчас маршрут уже знакомый. Мы с Коняевым идем на этот раз не только для прикрытия штурмовиков, главная наша задача - провести "илы" по кратчайшему расстоянию и показать им транспортные самолеты на площадке.
Штурмовиков ведет Юрий Балабин, совсем молодой, но уже опытный летчик. "Илы" вытянулись за нами в колонну, а мы с Сашей, как бывалые охотники в лесу, ведем их по известным только нам приметам: тут замысловатой конфигурации перелесок, тут на опушке три стога сена, дальше вдоль речушки, потом по просеке и так до самой цели.
Беспокоит одно: не догадались ли гитлеровцы, что их обнаружили, не перелетели ли в другое место? Подходим к той самой злосчастной поляне. Я сразу, без дополнительного захода, провожу свою пару над запомнившейся стоянкой самолетов. Их и сейчас не видно. Но я стреляю из всего бортового оружия по предполагаемому месту. Юрий Балабин, идущий следом, потом долго смеялся, вспоминая:
- Смотрю, а капитан Шевчук - из всех стволов по сугробам! Не то пушки проверяет, думаю, не то просто так дурачится, тоже - нашел время. А пригляделся - видимость-то ни к черту, - под "сугробами" они стоят...
Задание было выполнено. Через несколько дней товарищи поздравили меня с награждением орденом Красного Знамени.
В эти дни ушел от нас на другую должность заместитель командира полка но политической части майор Меркушев. Василий Афанасьевич, уже Герой Советского Союза, был назначен командиром соседнего истребительного авиаполка. Так воплощалось в жизнь мудрое предвидение Центрального Комитета партии, определенное им в постановлении о введении единоначалия в Красной Армии осенью сорок второго года. В нем говорилось, что многие комиссары, политработники, ведя огромную партийно-политическую работу, за первый период войны приобрели большой боевой опыт и сами могут стать командирами частей и соединений.
Действительно, Василий Афанасьевич Меркушев показал себя не только как замечательный политработник - умелый организатор, талантливый воспитатель. Он был и настоящим воздушным бойцом. Командир полка поручал ему водить большие группы истребителей, и майор Меркушев отменно справлялся с любым заданием. Как ведущий, всегда тактически грамотно оценивал обстановку, действовал инициативно, энергично, смело. И молодые, и опытные летчики любили ходить на задание в "комиссарской", как говорили по старой памяти, группе.
Не знаю, откуда у Василия Афанасьевича всегда на все хватало времени. Он проводил занятия, политинформации, инструктировал партийный и комсомольский актив, много работал с секретарями партийных и комсомольских организаций, присутствовал на каждом заседании партийного бюро полка. При этом я не помню ни одного случая, чтобы майор Меркушев пропустил занятия, которые проводились с летным составом, хотя ему, как заместителю командира полка, посещать их было не обязательно.
Василий Афанасьевич интересовался каждым боем, проведенным летчиками полка, в том числе и молодыми. Он искал и суммировал нюансы, детали боевых схваток, которые пополнили бы его собственный тактический арсенал. И ничего, конечно, удивительного не было в том, что на борту его истребителя красовалось более полутора десятков красных звездочек - счет сбитых вражеских самолетов.
Бывал наш заместитель по политчасти и непреклонен, и жесток, но не по своей человеческой сущности, а по велению сурового времени, когда любая оплошность на земле или в воздухе, вызванная попустительством, ненужным мягкосердечием, могла привести и приводила подчас к поражениям и потерям.
Василий Афанасьевич был хорошим оратором. В тяжелые дни отступления, в праздники победных боев его выступления на партийных и комсомольских собраниях, на митингах принимались и сердцем, и разумом. Недаром говорится, что слово - великая сила. Я бы уточнил: сила слова зависит от человека, сказавшего его. Нетрудно произносить нужные, красивые слова, высказывать правильные мысли. Но, если слова эти, мысли не несут в себе энергии высказавшего их человека, его веры, убежденности, я бы сказал, частицы его самого, - они бессильны и бесплодны. Мне повезло: я всегда встречал политработников, слова которых выражали их собственную духовную силу, силу партийной убежденности. А вернее, других людей, поставленных партией проводить в массы свою политику, вести за собой, учить великому делу коммунизма, среди политических работников в армии просто не было. Это я могу сказать о комиссаре эскадрильи еще предвоенного времени - старшем политруке Береговском, батальонном комиссаре Якименко, майоре Меркушеве.
