Лев Шаховской - С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы
Орудие между тем подвигается вперед, с медленностью черепахи, по липкой и густой грязи, покрывающей неширокую каменистую тропу, круто идущую в гору. Из грязи торчат по дороге камни, то острыми углами, то большими гладкими поверхностями преграждая дорогу. Обойти эти камни некуда, надо тащить орудие через них, местами через толстые корни деревьев, пересекших тропу целой сетью разветвлений. Работа тяжелая, медленная, по которой дай Бог в час сделать четверть версты пути, да сколько времени еще надо потратить на отдых. А время в обрез! Гигантский труд, своего рода война мышцами и мускулами, открытый бой физических усилий с Балканскими горами. 14 орудий уже втащены таким порядком на позицию Дандевиля и 14 – на позицию Рауха. Снаряды доставляются на лошадях, навьюченных мешками и ящиками.
Генерал Гурко полагал в течение одного дня поднять все орудия на горы, но на деле потребовалось целых трое суток непрерывной работы днем и ночью для исполнения этого гигантского предприятия.
Холодный ветер между тем ходит по лесу и шумит между вершинами высоких оголенных деревьев; он несется с обледенелых горных гребней, бросаясь в лицо то мелкими брызгами дождя, то порошинками снега. Пронизывающая сырость лежит в воздухе и пробирается к телу. Солдаты тянутся в гору, с трудом выворачивая ноги из липкой грязи. У солдата, начиная с ног, все покрыто грязью, шинель, самое лицо забрызганы вплоть до шапки и башлыка. Тяжела с ружьем простая ходьба по этим горам, не говоря уже о подъеме орудий. Мне говорили, что трое солдат умерли на днях от физического утомления, от того, что надорвались над орудиями. Силы, одним словом, раздваиваются в Балканах для борьбы с двумя врагами – турками и природой, стоящей во всеоружии еле доступных скалистых высот и сырого зимнего времени. В особенности тяжелы для солдат длинные и темные ночи в диком лесу, где огонь от костра борется с завывающим ветром и освещает вокруг лишь мшистые подошвы деревьев да огромные покрытые мхом камни.
Проехав несколько вперед по дороге, я заметил в стороне между деревьями три рядком лежащих трупа. Они одеты были в мундиры Великолуцкого полка, мундиры были расстегнуты, и на одном из трупов на груди виднелось красные пятно; другие два были ранены в головы. Лица с открытыми глазами, с полуоткрытыми ртами и рядом белых зубов, какая-то усмешка на лицах. Вероятно, то были убитые в деле 15 ноября, когда турки наседали с теперешней позиции Дандевиля в надежде отбить у нас первые орудия, поднимавшиеся в то время по этой дороге вверх на позицию. Вероятно, не все трупы успели еще убрать с тех пор, и эти три были положены рядом, ожидая своей очереди быть преданными земле.
– Спасители наши! – раздался позади меня голос солдата-артиллериста, подошедшего тоже взглянуть на убитых. – Кабы не великолуцкие, беспременно бы нашим орудиям пропасть; такая его силища лезла; стреляет, бежит в горы; пули вот словно рой вокруг так и жужжат. Великолуцкие две роты; резервы не подошли еще; великолуцкие супротив него побежали как есть навстречу: вот тут на горе и задержали, пока весь батальон стал наступать. Царство небесное, – проговорил солдат, еще раз взглянув на трупы, – и помянуть тут некому! – прибавил он.
– Не бось, не забудут! – сказал другой подошедший солдат Финляндского полка. – Коли убьют, – продолжал он, – по всей Рассейской Европе, по всем церквам поминать станут.
Узнав от солдат, что генерал Гурко только что проехал на позицию генерала Рауха, я направился туда, спустившись сначала с горы до бивака екатеринославских драгун и оттуда снова поднимаясь в гору по дороге, забиравшей влево от бивака. Дорога эта до настоящей минуты была еле заметной тропой, проходившей по руслу ручья, протекавшего с гор в дождливую пору. Теперь, когда по ней царит беспрестанное движение, провезено 14 орудий, прошли войска, тропинка обратилась в широкую дорогу, покрытую жидкой грязью, перемешанной пополам с крупными и мелкими каменьями. Недавно еще снег лежал тут повсюду, и на тропе, и в лесу, но несколько сырых дней растопили снег и размягчили почву. Подъем по дороге чрезвычайно крутой и трудный: лошадь уходит ногами в жидкую грязь и на дне ее хрустит подковами по камню, зацепляясь шипами за острые гребни камней, скользя, ежеминутно спотыкаясь. Навстречу с горы спускается по сторонам дороги серая масса солдат, эта масса течет, течет без конца в однообразных серых шинелях с однообразной позой ружья. По мундиру судя, спускаются с горы преображенцы.
– Куда это вы ведете вашу часть? – любопытствую я у офицера, проходящего мимо.
– Нас посылают на Софийское шоссе к графу Шувалову: тут два батальона лейб-гвардии Преображенского полка; два других батальона остаются на позиции генерала Рауха. Там у Шувалова завязалось, кажется, серьезное дело. Целое утро слышана была горячая перестрелка.
Граф Шувалов, надо заметить, назначен генералом Гурко командовать отрядом на нашем правом фланге; задача его – вести по Софийскому шоссе со стороны Орхание наступление на Араба-Конак и вместе с тем охранять правый фланг наших войск на Балканах.
Далее по дороге вверх тянутся вереницы ослов, лошадей, тяжело нагруженных мешками с сухарями, патронами, манерками с водой. Боевые и продовольственные припасы приходится доставлять снизу из Этрополя на позицию генерала Рауха.
На одной из площадок между деревьями расположено несколько палаток, много лошадей, стоит кавалерийский пост – это этапный пункт по дороге к генералу Рауху. Тут меняют усталых коней, чтобы скорее доставлять снаряды наверх и быстрее перевозить сверху донесения в Этрополь к генералу Гурко. У самой дороги сидит верхом на деревянном ящике офицер-драгун с куском хлеба в одной руке и с куском мяса в другой.
– Дайте лошади вздохнуть, – обращается он ко мне, – закусить не хотите ли?
Я слезаю с лошади, присаживаюсь к драгуну, который начинает рассказывать длинную историю о том, как драгуны по самой этой тропе гнали отступавших из Этрополя турок. Рассказ не лишен хвастливости, так как из него оказывается, что шесть человек охотников из спешившихся драгун преследовали три табора турок. Рассказчик, конечно, был в числе шестерых. Преследование происходило ночью, и неприятель предполагал, что большие силы гонятся по его пятам. Турки бросали по дороге свой обоз и все отступали. Только когда драгуны увидали, что у неприятеля впереди есть три орудия, тогда дали знать остальным драгунам, стоявшим у подошвы горы; прибыл тогда целый эскадрон драгун на помощь, который и завладел орудиями.
– Паника турок, – продолжает рассказчик, – была до того велика, что неприятель не решился даже попытаться отбить у нас свои орудия, которые всю ночь стояли в виду турецких редутов, куда спрятались бежавшие турки.
