Александр Коноплин - Поединок над Пухотью
- Товарищ старшина, каркают! - радостно сообщил Зеленов, но старшина и сам услыхал неумелое, но старательное карканье, напоминавшее больше кваканье лягушки. Батюк досадливо поморщился: научи дурака богу молиться, он и лоб расшибет...
Прижав ладони к обмерзшим губам, старшина крикнул вороном. Кваканье прекратилось, трое во главе со старшиной, как было условлено, начали ползком продвигаться влево в поисках удобного спуска, но с крутого обрыва угрожающе нависали толстые "губы": встань на такую - и загремишь прямо в объятия диверсантов. В том, что они здесь, Батюк убедился после того, как лунный свет залил безлюдную гладь реки. Стало понятно и другое: немцы затаились потому, что заметили погоню.
Снова раздалось карканье: рядовой Кашин, посланный Чудновым для связи, выражал беспокойство. Глупая "ворона", не получая больше ответа, кричала не переставая, хрипло, и уже ничего вороньего не было в этом крике. Кроме того, она все приближалась к тому месту, где лежал Батюк с двумя солдатами. Старшина свирепо ругался. Он знал, что сейчас произойдет. Фигура Кашина показалась на фоне неба. Утопая в глубоком снегу, солдат пробирался вдоль гребня обрыва. Вот он остановился, прижал ладони ко рту и издал какой-то хриплый звук; в ту же секунду над обрывом выросла фигура в белом маскировочном халате. Старшина выстрелил. Немец рухнул. Кашин тоже упал в снег. И сейчас же снизу, из-под берега, в сторону Батюка понеслись автоматные очереди. Снежная "губа" еще закрывала его, но, когда шагах в десяти разорвалась граната, снег под старшиной дрогнул, раскололся, и огромный ком понесся вниз, ломая на пути редкие стебельки полыни. Батюк невольно отполз дальше, длинная очередь скользнула по краю обрыва, расколола до земли тонкую ледяную рубашку. Теперь Батюк точно знал, что диверсанты как раз под ним. Вторая граната, перелетев через него, подняла столб снега еще ближе.
- Тикай, Зеленов, до Чуднова, спытай, чого вин нэ стреляв. Та подывысь, як там Кашин.
Зеленов с готовностью сказал: "Слушаюсь" - и, пригибаясь, неуклюже побежал по глубокому снегу. На бугорке, где залег Кашин, его обстреляли, но, как видно, не задели.
Старшина перезарядил автомат, положил его на руку.
- Восемь осталось...
- А нас шестеро, - напомнил Царьков.
Батюк промолчал. До возвращения Зеленова он не мог сказать, сколько у него человек.
Словно в подтверждение его опасений в той стороне, куда ушел Зеленов, поднялась стрельба. Прислушиваясь к ней, старшина не забывал следить за врагом: вполне возможно, что нападение на Чуднова - всего лишь отвлекающий маневр. Батюк был уверен, что ядро группы укрылось здесь, под береговым карнизом. Пока светит луна, немцам деваться некуда, они будут сидеть и ждать, когда русские зазеваются. Но Батюк зевать не собирался. Когда из-под берега неожиданно выскочили двое и побежали к переправе, он хладнокровно уложил их одного за другим. Больше таких попыток не повторялось. Обе стороны выжидали.
Когда с другого берега послышался гул моторов, немцы оживились, снова открыли стрельбу. Батюк не отвечал, надеясь, что, осмелев, они пойдут на приступ. Все это время он придерживал своих хлопцев, с одной стороны оберегая их, с другой - не желая выдавать врагу количество своих бойцов. Беспокоило его и то, что до сих пор подмога не приходила. На таком расстоянии стрельбу наверняка услышали на батарее. Однако, поразмыслив, он пришел к выводу, что подмоги может и не быть. Для командования сейчас главное - не обнаружить огневую. Поднявшаяся полчаса назад стрельба еще ни о чем не говорит - на передовой такие стычки вещь обыкновенная.
Время шло. Вместо тяжелых сплошных туч небо на севере оделось в серебристое покрывало из легких кружевных облаков, редкие тучки с порванными краями лишь ненадолго закрывали блестящую копеечку луны.
Прибежал запыхавшийся Зеленов.
- Ну, що там? - спросил Батюк.
- Кашин жив...
- А Чуднов?
- Ранен!
- Куда его?..
- Не знаю.
Наступило молчание. Старшина больше ни о чем не спрашивал, обветренное лицо его с прищуренными глазами окаменело. Батюк думал. Через минуту он ползком отодвинулся от края обрыва, встал, опираясь на автомат.
- Лягай на мое мисто, Зеленов. Пиду гляну, як там... Игорь лег, выбросил вперед автомат, нашел упор для локтей. Царьков подкатился ближе к товарищу. Опять раздались автоматные очереди.
- Как думаешь, рванут немцы через реку или нет?
- В любую минуту могут, - сказал Зеленов, - только вот попасть в них трудно: карниз мешает, да и ночь все-таки, а они во всем белом.
Помолчали, слушая тот берег, внезапно умолкнувший, ставший еще более загадочным.
- А если спуститься вниз? - предложил Царьков. - Снизу-то ловчее их достать.
Метрах в тридцати правее нашли удобный спуск - узкая и глубокая расщелина вела вниз - и начали спускаться по краю ее, где снег был не так глубок, как на дне, местами же его и вовсе не было; бока оврага желтели каменистыми осыпями, щетинились стебельками прошлогодней травы. Сверху расщелину закрывали колючие заросли шиповника с затвердевшими на морозе оранжевыми ягодами, снизу громоздились обледенелые валуны, принесенные паводками корявые сучья, трухлявые бревна и целые стволы; теперь уже близко был виден старый причал - полтора десятка торчащих изо льда свай, бревенчатый настил, наполовину разобранный сруб на берегу. Тут же, опрокинувшись на спину, лежал убитый Батюком немец. Мраморный лоб, белый маскхалат, выпуклая грудь - все одинаково блестело, искрилось легкой изморозью, сливалось с обледенелыми гольцами.
- Как думаешь, чего они с нашим Осокиным сделали? - спросил Царьков, косясь на немца. - Может, пытали? - И сам же ответил: - Не. Если б пытали, орал бы, я его знаю...
- Тихо! - Игорь сдвинул шапку набок. - Кажется, идут. Царьков прислушался.
- Показалось. Я пойду обратно в овраг, покараулю Батюка, а то, пожалуй, и не найдет нас.
- Вроде снег скрипит, - сказал Зеленов.
- Ну и что? Может, Кашин подошел. Или старшина вернулся.
- Это где-то тут, ближе.
- Ну, так чего-нибудь. Я пойду, Игорек...
Он ушел. С минуту Зеленов слышал стук его каблуков по камням Николай, видимо, считал себя там в полной безопасности, - потом и этот стук прекратился. Игорь представил Царькова, сидящего в удобной позе где-нибудь в кусте орешника. "Может, зря я всполошился? - подумал Зеленов. - Ну куда они теперь денутся? Сверху Чуднов стережет, снизу мы..."
Зашуршала снежная осыпь, скатились вниз, запрыгали по валунам мелкие камешки. Сейчас Николаю наскучит одному, и он придет. Но Царькова все не было. Кто-то, спустившись по овражку до границы, где кончалась тень и начинался лунный свет, остановился, затем, не выходя из тени, повернул и стал карабкаться по откосу.
