Владимир Мелентьев - Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли
Что же касается самого Михаила Богдановича, то он, как и ранее, являл пример для подчиненных. Никогда не допускал грубостей и оскорблений, был всегда выдержан и вежлив «даже с самыми злостными своими врагами и интриганами». Небезынтересно отметить и изменения, происшедшие в характере полководца. В отличие от прошлых времен, он стал довольно общительным и гостеприимным человеком.
Дом фельдмаршала, арендуемый в имении Эленберг (в пригороде Могилева), стал наполняться сослуживцами и соратниками по походам и молодежью. Многие из них, пройдя «половину Европы», познавшие жизнь народов освобожденных ими стран, могли сравнить увиденное с российскими реалиями. Михаил Богданович внимательно наблюдал за шумными и горячими спорами. Послушать же было что. Ведь в ту пору зарождалось движение декабристов.
Надо заметить, что для тех, кто предпочитал карточную игру, места в доме Барклаев не находилось.
Сам же фельдмаршал по-прежнему много читал, побуждая к этому и подчиненных. Опять же в одном из приказов по армии он настоятельно рекомендует командирам полков «приучать» к этому офицеров, особенно же к чтению литературы, в коей излагаются вопросы военного дела.
Однако жизнь брала свое. Лета, невзгоды, походы, ранения и контузии, неимоверные физические, моральные и духовные перегрузки все более давали знать о себе. Барклай все чаще обращался в Петербург с «прошением на лечение». Однако император по-прежнему считал пребывание его у столичных эскулапов нежелательным и в то же время не допускал мысли о выезде для лечения за границу человека, чье имя вошло в историю как достойного соперника Наполеона.
И Михаилу Богдановичу ничего не оставалось, как терпеть, перенося изнуряющие боли, слабость и недомогания. Не зная отдыха, он всецело отдается работе, стараясь хоть как-то облегчить страдания. И все же в начале 1818 года в Петербурге серьезно заговорили о тяжелом состоянии здоровья фельдмаршала, о том, что армией руководить он уже не может.
В январе 1818 года Михаил Богданович приезжает в столицу с твердым намерением либо получить долгосрочный отпуск на лечение, либо выйти в отставку. Александр I разрешил отойти от дел на два года и выделил 100 тысяч рублей на покрытие предстоящих расходов на лечение с выездом за границу. Деньги были немалые, и Михаил Богданович решил выехать вместе с семьей. В мае 1818 года из Бегкофа в сопровождении врача и адъютанта выехали они в Пруссию.
Вскоре прибыли в только что купленное имение Столбен, где провели несколько дней. В последующем остановки были все более частые и более продолжительные. Несколько дней провели в Риге, Мемеле, а затем в Тильзите. Здесь здоровье Михаила Богдановича сдало окончательно. Он жаловался на сильные боли в груди. Когда карета фельдмаршала подъезжала к Инстербургу, решено было сделать экстренную остановку на мызе Штилитцен.[99] Больного, уже неспособного передвигаться, его осторожно пересадили в кресло и перенесли в дом, где он 26 мая 1818 года и скончался.
Слова девиза на княжеском гербе Барклаев «Верность и терпение» оказались для обладателя оного роковыми. Долготерпение привело к чрезвычайной запущенности болезни и трагическому исходу.
Император узнал о смерти Барклая де Толли 7 июня. В донесении генерала Н. Дибича говорилось: «14 мая[100] на мызе Штилитцен вблизи Инстербурга на 57-м году жизни скончался фельдмаршал князь Михаил Богданович Барклай де Толли». К донесению прилагался небольшой ящик с бумагами фельдмаршала.
Трудно сказать, какие чувства овладели монархом. То ли горечь утраты человека, которому он обязан был спасением отечества, то ли чувство облегчения в связи с уходом из жизни последнего из претендентов на славу победителя Наполеона. Известно лишь, что полученное сообщение царь чрезвычайно внимательно дважды прочитал, прежде чем вернуть его. Что же касается бумаг, находившихся в ящике, то часть из них император вернул жене покойного, другие же, содержание коих до сих пор неизвестно, оставил при себе.
В письме же к Елене Августе император писал: «Государство потеряло в его лице одного из самых ревностных слуг, армия — командира, который постоянно показывал пример высочайшей доблести, а я — товарища по оружию, чья верность и преданность всегда были мне дороги».
Петербургская пресса, воздав должное заслугам фельдмаршала, не преминула в своем обычном славословии воздать хвалу монарху, определившему вдове полководца пожизненный пансион в размере годового (85 тысяч рублей) жалованья супруга.
Вернемся, однако, на мызу Штилитцен. На следующий день после кончины тело умершего было вскрыто. Эскулапы были удивлены тем, что все органы полководца были поражены гораздо сильнее, чем это бывает в его возрасте. Безусловно, сказались бесчисленные походы, ночевки под открытым небом, в стужу, в дождь и на ветру, грубая пища, нервные перегрузки и старые раны.
Решено было тело забальзамировать и перевезти в Россию. Сердце же после бальзамирования было помещено в урну и захоронено в 300 метрах от дома, где он скончался.[101]
Фридрих Вильгельм III выслал в Штилитцен почетный караул и прусский эскорт, сопровождавший гроб Барклая де Толли до русской границы.
11 июня в Риге состоялась торжественная церемония похорон. На улицах шпалерами стояли войска. Во время гражданской панихиды с прочувствованными надгробными словами обратился генерал-губернатор города маркиз Ф. Паулуччи (бывший начальник штаба 1-й Западной армии). Во время отпевания по обеим сторонам гроба стояли два священника: лютеранский и православный — символизировавшие близость умершего к обеим религиям. Под колокольный звон, траурную музыку военных оркестров и гром артиллерийских залпов останки полководца перевезли в часовню гарнизонного кладбища, а затем в родовую усыпальницу Смиттенов, в имение Хельме, что неподалеку от местечка Тырве.
В последующем (1823 году) на средства жены покойного в Бекгофе было закончено строительство мавзолея (по проекту зодчего Аполлона Щедрина). Над двухколонным портиком усыпальницы помещено изображение княжеского герба Барклая де Толли. Внутри мавзолея — скульптурное изображение полководца и барельеф «Вступление русских войск в Париж», выполненные скульптором В. И. Демут-Малиновским. Мавзолей размещен на возвышенном месте, где Михаил Богданович часто любил прогуливаться, предаваясь воспоминаниям и размышлениям. Здесь же, еще при жизни полководца, был захоронен под курганом его боевой конь. Через десять лет после ухода полководца рядом с ним была упокоена и его жена Елена Ивановна.
