Андрей Ерёмин - Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков
Каждый человек призван соединиться с Христом в глубоком мистическом богообщении. Такая встреча не проходит для человека бесследно. В. Джемс писал, что «переход от нормального сознания к сознанию мистическому отражается в человеке, как переход из замкнутого тесного пространства к необъятно широкому кругозору и в то же время как переход от смятения к покою» [110].
А отец Александр в «Истоках религии» подчёркивает, что из сущностного акта соединения и общения с Богом человек выходит другим. Так что Встреча с Христом не есть только некое переживание, это таинственное взаимодействие Того, Кто встречается, с тем, кто познает. Не случайно батюшка цитирует в той же книге Мартина Бубера, говорившего, что «человек выходит из момента Высшей встречи уже не таким, каким он вступил в неё. Человек …имеет нечто большее, выросшее в нём». Это «большее» — достояние Того, с Кем человек встречается. Святые — это «руки» Христа, которые действуют в мире; и они имеют власть продолжать своё дело в мире через тех, кто обращается к ним в молитве уже после их смерти…
Необходимо сказать, что отцу Александру (он этого не скрывал) трудно было признать святых, прославившихся лишь особой изощрённостью в самоистязании. Он говорил: «…не гнилые верёвки и не столпы делают человека святым… не в этом смысл христианской жизни». Тем более он не мог признать «святость» тех, кто считал, что ради достижения идеологического перевеса можно подвергать репрессиям инакомыслящих.
Этот подход, по словам отца Александра, всегда дискредитировал христианство. Такие люди — худшие враги Христа, нежели любые язычники. Почитание подобных «святых» было для батюшки самым неприятным, что есть в церковной жизни.
Он считал, что христианам иногда необходимо пересматривать отношение к святым прежних веков; и если чья‑то святость была признана ложно, проводить деканонизацию. Ибо если мы поклоняемся ложным святым, это значит, что мы признаем их поступки правильными и отождествляем себя с ними.
Когда Церковь канонизирует какого‑нибудь святого, она лишь определяет свои воспитательные задачи в данный исторический момент. Это человеческий, а не Божественный акт, спустя какое‑то время он может быть признан ошибкой. В небесной иерархии канонизация или деканонизация ничего не меняет. Но люди узнают, на что сейчас ориентирована Церковь по тому, кого в ней почитают.
Г. Федотов писал, что «смена излюбленных культов является драгоценным показателем глубоких, часто незримых прорастаний или увяданий в основных направлениях религиозной жизни народа». Образы известных святых на многие годы определяют смысл жизни людей и наций. А видение целокупного смысла указывает путь историческому развитию целых цивилизаций.
Но и для отдельного человека самый главный вопрос — о смысле жизни. Его осознание должно проходить в свете Евангельских Тайн. «Смысл жизни, — говорил батюшка, — должен быть укоренён в вечном, а не во временном, в Божьем, а не в суетном, человечьем. Человеческую память с собой на кладбище не понесёшь. Вечная память только в Боге».
Когда Господь нас избрал, чтобы мы появились на свет, наше имя (призвание) было «начертано на белом камне», и для нас важно обрести этот «камень», узнать смысл своего существования. «Чем больше человек отгадает своё призвание, тем он будет более счастлив», — говорил отец Александр.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«Да будут все едино»
К цензуре, насилию и подавлению прибегает только тот, кто в глубине души не верит в свою идею.
о. Александр Мень1
о. Рене Вуайом, малая сестра Клер, о. Аександр Мень. Италия, 1989 г.
о. Александр Мень, о. Тадеуш Федорович. Италия, 1989 г.
Сегодняшняя действительность, по мнению отца Александра, характеризуется стремлением к единству, к всечеловеческой солидарности, к решению глобальных проблем. И в этом процессе особое место по праву принадлежит верующим в Того, Кто разрушил преграду между Израилем и язычниками, отдал Свою жизнь, чтобы рассеянных чад Божиих собрать воедино, и заповедал созданной Им Церкви подлинное человеческое братство.
Но пока христиане не согласны между собой, они не могут исполнять свою миссию. К счастью, в XX веке ненормальность этого разделения всё более осознается не только богословами, но и массами верующих. Возникло искреннее желание преодолеть все недоразумения и расхождения во взглядах. Найден путь к взаимному пониманию — путь смиренной любви и раскаяния в грехах против единства, путь совместной молитвы (ибо «невозможное человекам возможно Богу» (Лук 18.27)) — путь экуменического диалога.
В одной из лекций отец Александр говорил:
«На первый взгляд, эта проблема проста. Для тех из вас, для кого она неясна, я использую элементарную притчу. Вот, скажем, умирает какой‑то человек. Его дети безумно любят его. И расстаются с ним со слезами. Они говорят: “Отец, какая твоя последняя воля? Всё, что ты скажешь — мы выполним”. Это естественно и совершенно закономерно. И он говорит им: “Дети, у меня к вам только одна просьба, чтобы вы жили в единстве между собой, чтобы вы не оскорбляли друг друга, чтобы вы не отделялись друг от друга, чтобы вы сохранили эту семью”. Отец умирает. А у детей находятся объективные причины, может быть, вполне серьезные… И вот все они перессорились, они ненавидят друг друга, они не хотят знаться друг с другом.
Время от времени кто‑то из них вспоминает, что отец заповедовал им другое. И вот тогда‑то дети видят, что они его оскорбили, нарушили его завет, его волю.
Предсмертный завет Христа нам, христианам, хорошо известен. Любой в Библии прочтёт эти слова, сказанные, когда Господь Иисус молился перед смертью: “Да будут все едино, как ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино”. Вот мысль Христа. Это Его завет, и этот Завет нарушен. Нарушен совершенно очевидно. По объективным причинам. Все виноваты, каждый по–своему. Люди Запада говорят, что больше виноват Восток в своей гордыне. Люди Востока говорят, что виноват больше Запад в своём властолюбии и т. д. Но то, что Завет нарушен, — это уже очевидно» [111].
Вот почему, «если Церковь проходит через испытания, — писал отец Александр, — то причина этого в нашей измене Завету. Одна из важнейших Его заповедей: “Да будут все едино”. И она была нарушена ещё с апостольских времён. Поэтому проблема единства — не мода XX века, а непреходящее требование, обращённое ко всем нам (а не только к иерархам и ответственным лицам). Следовательно, для всех нас, рядовых священников и верующих, вопрос этот всегда актуален и жизненно важен» [112].
