Альфред Хейдок - Страницы моей жизни (сборник)
Эти доводы были настолько убедительны, что Айвар вполне с ними согласился, подхватил рюкзак и зашагал обратно. Но, шагнув раза три, оглянулся и, как говорят – «это его погубило»…
В золоте вечерних лучей и низина, и далёкие красные обрывы, и сизой дымкой подёрнутые леса заговорили сердцу Айвара на беззвучном языке невыразимого словами очарования красоты. Ещё не настал час, когда замирающая флейта исчезающего дня оповестит наступление царственной летней ночи, но уже истома близкого отдыха разливалась по членам матери-земли, и никогда ещё она не казалась ему такой прекрасной! Она лежала в заструившихся ароматах вечера и звала, как ласковая мать своего долго пробывшего в отсутствии сына: «Приди, прижмись к родимой груди…» И ощутил он, что одна и та же ЕДИНАЯ ЖИЗНЬ пронизывает и бьётся как в его собственном сердце, так и в каждой травинке и в этой белой берёзке, которая сейчас, точно поняв его мысли, – торопливо зашептала ему в ответ; и поэтому все они ему братья и сёстры, и их надо любить, и он их любит…
Повинуясь непреодолимому влечению, Айвар свернул с дороги и начал спускаться в низину. «Может быть, – шептал он, – это последний и единственный раз, когда у меня хватит безумия потратить ночь на поиски сказки…»
Равнина встретила его прохладой. Запахло ночными фиалками. Не прошло и двадцати минут, как он уже обогнул подошву холма и нашёл осину с развилкой. Действительно, там пролегла тропа с еле заметными колеями. Тропа уводила его к невидимой реке у красных обрывов. Вскоре он услышал шёпот тихо струящихся меж камней вод, а затем увидел линию деревьев, окаймляющих её низменный правый берег. Мелькнула песчаная отмель. В омуте бултыхнулась рыба. Деревья – черёмуха, ольха, липы, клёны – были высоки и тенисты, и каждая излучина реки образовывала как бы отдельный лужок.
– Каково здесь, когда цветёт черёмуха? – подумал Айвар, втягивая ноздрями запах реки и пахучих трав.
Солнышко уже подошло к закатной черте, и крылья теней распростёрлись над лужками. По мере того как Айвар двигался вдоль берега, он «открывал» то высунувшуюся из воды чёрную корягу в виде спрута с длинными щупальцами, то камень, похожий на огромную лягушку, то целую заросль водяных лилий. В одном месте высилась одинокая с низко раскинутыми ветвями бородатая ель с остатками костра под нею – место табора косцов. Айвару пришло в голову, что тут хорошо бы повесить на сучке рюкзак, развести огонь и расположиться на ночлег, как до него донёсся звук гармони.
– Люди, – подумал Айвар, и хотя ему как-то жалко стало своего одиночества, он всё же пошёл на звуки.
…На лужайке перед бревенчатым домиком танцевали девушки и несколько юношей. Танец был плавный, медленный. Изгибались в руках кавалеров тонкие станы в голубом, розовом, зелёном, и мечтательное было выражение юных лиц. Только одна девушка не танцевала. Увидев приближающегося Айвара, она встала и пошла ему навстречу. Почти пепельные её волосы были украшены над лбом диадемой, изображающей яркой расцветки большого мотылька. Такими же мотыльками было усеяно её бледно-зелёное платье. Серые глаза под тёмными ресницами были большими, а лицо – лицо… Айвар мог поклясться, что видел это лицо в своих лучших снах – в тех, после которых человек ходит целый день полный тайной радости, тихого трепета… Но теперь это лицо дышало грустью.
– Если вы пришли сказать, – начала она довольно низким голосом, и вдруг вскрикнула. – Ой!.. Да вы не тот, за кого я вас приняла!..
– Конечно, не тот. Меня зовут Айвар, и я впервые в здешних местах, – Айвар поклонился. Потом, смущённо потупившись, добавил:
– Я намеревался попросить здесь ночлега, но не знаю, к кому обратиться и… у вас бал… Может быть, мне лучше переночевать в другом месте…
Девушка громко рассмеялась.
– На много километров кругом вы не найдёте ни одного жилья. Останьтесь. И это не бал, а только мои именины. Меня зовут Астра, – она подала руку. – Вы танцуете?
…Удивительно симпатичный народ окружил Айвара. Бесконечное доброжелательство и большая радость жизни – вот чем дышали они. Через полчаса Айвар уже учил гармониста новым вариациям к вальсу и знал половину девушек по имени (а имена-то были все цветочные: Гортензия, Бегония, Азалия).
– Почему она не танцует? – Айвар тихо спросил белокурого юношу-музыканта, указывая глазами на Астру.
– Она под запретом, – также тихо ответил он.
– Как – под запретом?
Юноша шёпотом рассказал ему, что с минуты на минуту здесь ждут появления Аптекаря… Собственно говоря, никакой аптеки у него нет, так – прозвище… Но он – негодяй и подкалыватель…
Уже с полгода, как он пристаёт к Астре, и теперь запретил ей танцевать с другими… Он обещал расправиться с каждым, кто попытается завязать с ней знакомство… Возможно, что он уже из-за какого-нибудь куста наблюдает…
– А у Астры есть кто-нибудь, – перебил его Айвар, – с кем она не прочь бы завязать более близкое знакомство?
Юноша покраснел.
– Мм… не знаю… – и смутился окончательно.
– Понимаю, – Айвар отошёл от музыканта и огляделся. Девушки пели. На западе ещё догорала вечерняя заря, а здесь нежные сумерки уже спускались на лужайку. Тёмный и торжественный возвышался за домиком лес. Всё кругом как бы курилось ароматами, и с реки доносился шёпот вод. Мир и тихая радость. Но из корзины цветов должна была показаться жаба – должно было появиться наглое, злобное, с издёвкой лицо Хулигана. Айвар знавал их в жизни – пьяных и трезвых, надменных с кривыми улыбками и звероподобных с рыком и урчанием, но всегда подлых, отвратительных… И он всегда вступал с ними в борьбу, потому что ненавидел насилие. А драться он учился у старого моряка, объехавшего, как он сам говорил, все моря…
Музыкант снова заиграл. Айвар почтительно склонился перед Астрой:
– Вы хотите танцевать со мной?!
– А знаете, какие могут быть последствия?
– Я их хочу.
Она тряхнула головой: «Тогда – пошли!» Айвару казалось, что никогда он не отдавался танцу с таким наслаждением. Предстоящая схватка будоражила кровь. Во всём теле ощущалась приподнятость и изумительная лёгкость, точно сам ритм музыки, без мускульного усилия, носил его. И упоение начало овладевать им – оно было соткано из причудливой пряжи звуков – взглядов, погружённых в глаза друг другу, прикосновений и невысказанных слов, совершающих путь от сердца к устам… Время для него остановилось. Он и не заметил, как из леса развалистой походкой вышла мрачная фигура и, молча, остановилась за спиной гармониста. Пары одна за другой прекратили танец. Айвар только тогда оглянулся, когда музыка резко оборвалась – бледный мужчина с костистым лицом придавил гармонь. Мёртвая тишина воцарилась вокруг: пришёл Хулиган и выпустил безглавую змею страха. Он упивался этой тишиной и не спешил.
