Юрий Сушко - Подруги Высоцкого
При этом один из поэтов, говоря о реалиях спорта, о его вышибающих искры парадоксах, вел бы свою линию наступательно, жестко, иронично, зло и даже грубовато, а другой, не вступая с ним в открытую полемику, отвечал бы оппоненту возвышенно и как бы косвенно, говоря о духовной подоплеке поражений и побед, о потаенной сути соперничества в спорте, который в концентрированном виде и есть сама жизнь.
Кандидатуры поэтов на семейном совете определились почти сразу: Высоцкий и Ахмадулина. Оба так же почти сразу согласились.
…По стратегическому плану Ларисы, все должны были собраться в доме у Беллы за полчаса до официально объявленного времени празднования дня рождения нашей замечательной и непревзойденной Беллы Ахатовны Ахмадулиной, чтобы успеть до прихода гостей хотя бы наспех обсудить сделанное, пока именинница еще будет хлопотать над праздничным столом.
– С Беллой все договорено, она не возражает, – заверяла Лариса Высоцкого, который поначалу заупрямился, ссылаясь на какие-то неотложные дела, встречи и просто физическую невозможность быть ранее назначенного срока. – В общем, Володь, не выдумывай. Все решено, к четырем часам сбегаемся. Возражения не принимаются!
– Володь, показывай, что у тебя есть, – попросила Лариса, когда они собрались в доме Ахмадулиной.
– Да ничего особенного, нечего еще показывать, так, черновые наброски, – начал отнекиваться Высоцкий. – Ни рыба ни мясо… Идеи, одним словом…
– Ну давай хоть так.
– Ладно. Только не судите слишком строго. – Владимир вынул из кармана пару листков бумаги: «Спорт – это как прыжок в высоту: одно мгновение наверху – и вниз. Взлет и падение, взлет и падение. Плюс на минус. Боль. Никакого смысла. Так зачем это нужно?..»
Так, теперь вот что успел срифмовать:
Разбег, толчок – и стыдно подниматься.
Во рту опилки, слезы из-под век.
На рубеже проклятом – два двенадцать
Мне планка преградила путь наверх.
Я признаюсь вам, как на духу:
Такова вся спортивная жизнь —
Лишь мгновение ты наверху
И – стремительно падаешь вниз!..
Ну, тут пока еще все сыро…
«Прямой удар справа – нокаут! При чем здесь разговоры о гармонии, когда один – без сознания, а другой – победитель, стоит? Где же она, это гармония? В спорте всегда присутствует этот удар справа – и нокаут. В любом спорте! Так зачем это?..»
Дальше предлагаю так:
«…Это трудно только, так же трудно, как идти по песку. Заниматься спортом – это все равно что ходить по песку. Рядом шоссе, но на него никто не смотрит. Это как у альпинистов – рядом легкая дорога, но им нужны головокружительные по трудности маршруты. А ведь цель одна – вершина. Не все ли равно, как добраться? И в спорте – это всегда путь к вершине! Только зачем так трудно?..»
– Нормально, в десятку! – хлопнул в ладони Герман, и звук получился, как выстрел стартера. – Молоток! Это как раз то, что нужно… Кстати, «два двенадцать» – уже пройденный этап.
– Учту, – кивнул Высоцкий и что-то черкнул на салфетке.
– Ну, а дальше? Стихи получаются?
– Будут вам и стихи. Когда нужно-то?
– Позавчера, – нахмурился Герман.
– Белла, кстати, уже столько успела наваять, – подхватила Лариса.
– Покажи! – тут же встрепенулся Высоцкий.
– Может, именинницу подождем? Пусть она лучше прочтет.
– Да ей сейчас не до того, там уже в двери звонят, слышите?.. Потом попросим, почитает…
Шепитько достала из папки аккуратно сколотые листочки с текстами Ахмадулиной.
Ты – человек!
Ты баловень природы.
Ты в ней возник, в ее добре, тепле.
Возьми себе урок ее свободы.
Не обмани ее любви к тебе!
…………………..
Твори и впредь, верши заботу эту!
Повержен ты? Твоя печаль темна?
Но побежденный, ты вкусил победу
Над ленью мышц, над скудостью ума!
– А теперь прислушайтесь еще к этим ее строкам. Особенно ты, Володя, – сказала Лариса и продекламировала: – «Вот человек, который начал бег// Давно, когда светало во Вселенной…» Нет, вот это: «Не вычислить, какой по счету век// Бежит он вверх и вдаль// К благословенной и заветной цели. // Но что за торжество манит его превозмогать пространство?..» — Она сделала паузу и, улыбнувшись, сказала: – Хотя, признаюсь честно, мне все-таки ближе твой, Володя, гениальный тезис: «Бег на месте общепримиряющий!» Вот почему ты должен здесь Беллино небесное парение заземлить, приблизить к тому, что происходит с этим ее бегуном…
Высоцкий был доволен:
– Спасибо. Но сначала будет проза: «Извечное стремление к гармонии! Считается, что в спорте человек достигает этого или стремится достичь. Но вы видели когда-нибудь бегуна в конце дистанции? Он почти в обмороке! Зачем? Чтобы прибежать первым. Может быть, это простое тщеславие?..» А песню я уже почти придумал, но она тоже будет почти прозаическая. Хотите, я покажу? «Марафон» называется…
Я бегу, бегу-бегу, бегу-бегу-бегу,
бегу-бегу, бегу-бегу, бегу-бегу,
бегу, бегу-бегу, бегу…
Марафон – долго, сорок километров,
так долго бегу…
Я бегу, бегу, бегу, топчу,
скользя, по гаревой дорожке.
Мне есть нельзя, мне пить нельзя,
мне спать нельзя ни крошки.
Ну, а может, вот как раз, когда я бегу,
я гулять хочу у Гурьева Тимошки?
Так нет! Я всё бегу, бегу,
топчу по гаревой дорожке…
Но гвинеец Сэм Брук обошел меня
на круг!..
Дослушав до конца, Элем Климов кивнул: «Ну да, все верно. А потом рухнуть прямо на дорожку, как этот наш Пярнакиви, как тогда, на Олимпиаде, когда все подумали, что он уже никогда не встанет и прямо там сдохнет… Так, Гера?
– Примерно, – подтвердил Климов-младший. – Только это не Олимпиада была, а матч СССР – США по легкой атлетике. Мы с ребятами в архиве уже нашли кадры той кинохроники. С ума можно сойти, у Хуберта тогда было измождение организма, полное обезвоживание, солнечный удар! Но он добежал до финиша – и только тогда уже рухнул… Не могут у нормального человека возникать вопросы типа: «Что за торжество влечет его превозмогать пространство…»
– Спасибо, что не помер, да?
– Вот именно.
– Или – спасибо, что живой…
– Все-таки предлагаю выпить за здоровье именинницы, – сказал кто-то.
– Я – за, – поддержала Лариса, хотя практически не пила из-за перенесенной на ногах в молодые годы желтухи. Но компанию, тем не менее, никогда не портила.
В этот момент дверь приоткрылась, и в комнату заглянул улыбающийся Володя Васильев, за спиной которого подпрыгивала его жена Катя Максимова: «Привет! Что тут за заговор?! Ну-ка, колитесь! Там именинница уже мается, переживает… А ты тут за нее пьете?.. Нехорошо».
