Глеб Скороходов - Три влечения Клавдии Шульженко
– Говорим же мы «приехал поездом», почему же нельзя сказать «приходит дыханьем рассвета»?!
С ума можно сойти, если так цепляться к каждому предлогу, запятой, созвучию. Но для Шульженко это – практика, проверенная не одним годом.
Репетирует песню на стихи Маргариты Агашиной. Спела первую строчку и остановилась:
– По-моему, здесь возникает хохлацкое звучание. «А где мне взять такую песню?» Вам не кажется? – спрашивает она. – Вслушайтесь: «а где», «а где» – полшага до гаканья! Надо заменить дурнозвучие!
И на следующей репетиции слышу: «Где мне найти такую песню?»
– Другое дело, не правда ли?! – Клавдия Ивановна довольна находкой.
– Но поэтесса может возразить, – осторожничаю я.
– Поэтессу я беру на себя, – смеется она.
И так почти ежедневно. И дело вовсе не в том, что ей попадались неважные тексты. Случалось и такое, но… Судите сами.
Ольга Фадеева сочинила стихи «Подарок», на которые Анатолий Лепин написал прекрасную мелодию – лирическую, певучую, романсовую, с типичной для жанра вальсовой основой. Клавдия Ивановна снова читает текст и просит Анатолия Яковлевича еще раз проиграть песню, ничего не напевая.
– Олечка, вы писали пародию? – спрашивает она поэтессу.
– Что вы, и не думала даже!
– Тогда как же можно отнестись к этому:
Да, я знаю, что ты аккуратный,
Ты свой трактор умеешь беречь,
Обращаешься с ним деликатно,
Но ведь тут не о тракторе речь!
Сердце будет чуть-чуть понежнее,
Если вдруг невзначай разобьешь,
Починить ты его не сумеешь
И частей запасных не найдешь! —
прочитала она.
– Я понимаю, сейчас без производства шагу не сделаешь. Но сорок восьмой год – не двадцать восьмой, и над вами не висит топор рапмовцев! Зачем же мешать трактор с любовью?! Прошу, вас, уберите дочиста все сельское хозяйство!..
Лет через пять Шульженко поняла, что настало время, когда она уже не может петь «Говорят, я простая девчонка». Сама объявила об этом:
– Возраст – не тот! Недавно я смотрела спектакль с Офелией, которой давно перевалило за пятьдесят. Голос тот же – волшебный, а смотреть, как она кладет голову на колени Гамлету, невозможно. Такого я не переживу!
Но композиторы продолжали (по инерции?) нести Шульженко песни, в которых она должна была от первого лица, то есть своего собственного, утверждать, что впервые влюбилась, говорить о первом свидании, первой разлуке и т. д. От многих подобных сочинений она отказывалась, хотя понимала, что обедняет свой репертуар. Но как на театре мало возрастных ролей, так же мало, точней – почти совсем нет, возрастных песен. Выход?
Я был на одном из последних выступлений знаменитой цыганки Тамары Церетели, которые в свое время проходили при полных аншлагах в Большом зале консерватории. На этот раз она отмечала свое семидесятилетие в Доме работников искусств.
Вечер начался с концертной программы. Тамара Семеновна, погрузневшая, но легко несущая полноту, вышла на сцену такая же красивая, как на фотографиях, висящих в фойе. Черные волосы с седой прядкой, черное платье с глухим высоким воротом, нитка жемчуга, серьги и одно кольцо с крупным камнем. Она подошла к роялю, взяла записную книжку и объявила:
– Старинный романс «Мне минуло 16 лет».
Шестнадцать и семьдесят! Мы, члены молодежной секции ЦДРИ, переглянулись с иронической улыбкой. Но ирония исчезла, как только Церетели начала петь, заглядывая поминутно в книжечку: она пела не о себе, а рассказывала о той другой и далекой, что в шестнадцать лет угораздило влюбиться до потери сознания.
– Знаю-знаю этот прекрасный прием, – сказала Клавдия Ивановна, услышав мой рассказ. – Я сама по наивности попросила Тамару Семеновну показать мне ее книжечку, рассчитывая увидеть в ней тексты песен. Думала, в семьдесят лет неплохо и подстраховаться! Но там были чистые страницы – от первой до последней! «Книжечка – мое спасение! – объяснила Церетели. – Она – моя дистанция между мной и моими персонажами, с ней я могу петь и «Мне минуло 16 лет», и «Вам 19 лет, у вас своя дорога», и все что угодно».
– Так зачем вам ломать голову, а не взять просто этот прием?! – предложил я.
– Не выйдет! – вздохнула Клавдия Ивановна. – У нас все-таки разные поля: Тамара Семеновна выращивала на них классику, старинную и цыганскую, я – современные песни. Исполнять их с книжечкой в руках – нарушить единение с залом. Без него я не могу.
Выход она нашла сама. Обратилась с просьбой к композиторам писать песни с иными героями. В числе первых откликнувшихся – Цфасман, Колмановский, Лепин, создавшие не только «возрастные» песни, но и песни-воспоминания, притчи и, как ни пафосно это звучит, песни – исторические экскурсы! Кроме того, Клавдия Ивановна прибегла и к временной мере: сочинения, которые не выходили из прежних рамок, стала объявлять по-особому. Вместо «Гордой девушки», как значилось у Аркадия Островского, «Песня о гордой девушке» или «Песня о первой любви» Элеты Альмарана.
Но слушатели! Они очень неохотно соглашались на расставание с той Шульженко, какую привыкли видеть.
Впрочем, первая попытка перейти к возрастным ролям прошла благополучно. Упомянутый выше Александр Цфасман написал лирический монолог-размышление – «Песню для родителей». Тема обиходная: маленькие детки – маленькие заботы, большие – несоразмерные с первыми. Песня начиналась с общечеловеческого утверждения:
Радости, тревоги, с первых дней, с пеленок
За детьми шагают в нашей жизни вслед:
Ведь для папы с мамой сын – всегда ребенок,
Если сыну даже двадцать лет!
Оттого и волнения героини песни, как сложится у ее ребенка, который «смотрит с незнакомой, трогательной лаской на спутницу свою», воспринимались как проблема, рано или поздно встающая перед всеми слушателями. Иное ощущение возникало от песни Люстига на стихи Брянского, написанной два года спустя. В концертах Клавдия Ивановна смело объявляла ее:
– Я спою вам «Колыбельную Вере», которую посвящаю моей любимой внучке.
В студии грамзаписи «Колыбельная» получила иное название – «Песня о маленькой девочке». Пластинка вышла, ее начали раскупать. И тут случилось неожиданное – перемена названия песню не спасла. И к Шульженко, и на студию посыпались письма: «Что же это такое? С одной стороны пластинки певица поет о своей любви с печалью пополам к матросу, а переворачиваешь – она убаюкивает свою внучку! Откуда она могла взяться? Мы знаем и любим Шульженко всегда молодой, и зачем это ей рядиться в бабушкин наряд?!»
Клавдия Ивановна подчинилась слушателям, записала песню еще раз, поменяв «внученьку» на «доченьку», а потом говорила:
– Зря я это сделала! Каждому времени жизни – свои песни. Надо всем понимать это.
