Теодор Гладков - Николай Кузнецов
– В следующий раз документы буду проверять, прежде чем стрелять, – в сердцах сказал он.
И все же командование было вполне довольно результатом покушения, так что расстраивался Кузнецов зря. Во-первых, сам акт возмездия прошел безукоризненно, – значит, план, в сущности, был разработан правильно. Во-вторых, и это тоже достаточно важно, генерал доктор Гель был по фашистской иерархии фигурой не меньшей, если не большей, чем правительственный президент генерал Даргель. Недаром Гитлер посмертно наградил Геля рыцарским «Железным крестом».
Дерзкое уничтожение в самом центре «столицы» средь бела дня гитлеровского генерала имело одно важное последствие. Дело в том, что бумажник, подобранный на мостовой Шлоссштрассе жандармами и доставленный в гестапо, Кузнецов обронил не случайно. Чего-чего, а подобной оплошности разведчик не допустил бы, если б это не входило почему-либо в его планы. А план как раз и был: эта утеря должна была послужить, и послужила, завязкой весьма любопытной комбинации, разработанной в штабе отряда.
Бумажник, новенький, с маркой известной берлинской галантерейной фирмы, был обнаружен при обыске у захваченного незадолго до того в плен видного эмиссара украинских националистов, только что прибывшего из Германии. В бумажнике находился паспорт с разрешением въезда на оккупированную территорию, членский билет берлинской организации украинских националистов и директива организации (в форме личного письма) своим ответвлениям на Западной Украине. В ней излагалось требование гестапо усилить борьбу с советскими партизанами.
В отряде бумажник пополнили: для полного правдоподобия в него вложили около ста сорока рейхсмарок, немного американских долларов, пять английских фунтов стерлингов, несколько советских купюр по десять червонцев (на оккупированной территории среди населения они продолжали ходить), три золотые царские десятки и пригоршню золотых коронок, которые бандиты имели обыкновение вырывать у расстрелянных ими людей.
Но кое-что из бумажника изъяли, а именно – директиву. Вернее, ее не изъяли, а подменили новой, хотя и написанной «тем же самым» почерком. Эта директива имела совсем иное, прямо противоположное, содержание: ее автор давал адресату указание в связи с явным проигрышем Гитлером войны взять другую линию и начать действовать против фашистов, чтобы ввести в заблуждение украинский народ. В директиве были, к примеру, такие строки:
«Дорогой друже! Мы очень удивлены, что ты до сих пор не выполнил нашего поручения. Немцы войну проиграли, это ясно теперь всем. Нам надо срочно переориентироваться, а мы скомпрометированы связью с гитлеровцами. Батько не сомневается, что задание будет тобой выполнено в самое ближайшее время. Эта акция послужит сигналом для дальнейших действий против швабов».
Весь строй и стиль директивы был умело и строго выдержан в духе хорошо известной командованию отряда бандеровской переписки.
Удар был рассчитан точно. Гестапо, крайне подозрительно относившееся к националистическим главарям, готовым продаться в любой момент кому угодно, попалось на удочку. В местных газетах появились многозначительные намеки, что, хотя покушавшийся и был одет в немецкую офицерскую форму, на самом деле он принадлежал к числу лиц, не оценивших расположения немецких властей и предавших фюрера. Газеты сообщали далее, что органы безопасности, то есть гестапо и СД, уже напали на след преступников.
Оставленный Кузнецовым след привел гестаповских ищеек именно туда, куда и наметило командование. За причастность к убийству генерала Геля гитлеровцы схватили тридцать восемь видных националистов, в том числе и несколько сотрудников так называемого всеукраинского гестапо. Как те ни уверяли в своей полной невиновности, как ни клялись в преданности фюреру и «Великонеметчине», их всех расстреляли, хотя и не за то, за что следовало. Тогда же гитлеровцы убрали из города всех украинских полицейских, заменив их немецкими.
Всего четыре немецких патрона израсходовал Николай Иванович Кузнецов на Шлоссштрассе. Но они стоили жизни многим злейшим врагам советского народа.
Выходившая в Луцке на немецком языке газета «Дойче Украинише цейтунг» так сообщала об этом в номере от 21 октября:
«Расплата за преступное покушение. Правильные мероприятия назначены и приведены в исполнение. Ровно, 20 октября. Официальное сообщение.
В последнее время были проведены два покушения на жизнь одной политически высокопоставленной личности рейхскомиссариата Украины.
Проведенным следствием были абсолютно установлены связи между исполнителями покушений и их идейными вдохновителями. Поэтому нами проведены соответствующие мероприятия против большого количества заключенных с территории Волыни, которые принадлежат к этим преступным кругам.
Мероприятия назначены и исполнены».
Кузнецова благодарили, поздравляли с двойным успехом. И только он один, все отлично понимая, не чувствовал полного удовлетворения. Он не мог смириться с мыслью, что палач тысяч советских людей остался жив. Ему хотелось во что бы то ни стало довести дело до конца, и он добился разрешения вторично стрелять в Даргеля.
8 октября 1943 года Николай Иванович вместе с Николаем Струтинским подстерег правительственного президента Пауля Даргеля, когда тот выходил из собственного особняка, и выстрелил в него несколько раз из пистолета, выскочив из той же машины, перекрашенной на этот случай в зеленый цвет. Но привести в исполнение смертный приговор на одной из главных улиц оккупированного города, на глазах гитлеровцев, совсем не то, что спокойно всаживать пулю за пулей в центр мишени на лесном стрельбище. Генералу Даргелю удивительно везло – он и на сей раз остался невредим! Более того, правительственный президент разглядел нападавшего: обер-лейтенанта германской армии с «Железным крестом» первого класса на груди.
Как и в первый раз, Кузнецов и Струтинский, хотя и с трудом, сумели уйти от погони. Но теперь уже ничто не золотило горькую пилюлю неудачи, Николай Иванович был расстроен вконец и нещадно корил самого себя за дрогнувшую от понятного волнения в решающий момент выстрела руку. И тут же поклялся, что не отступится, пока не доберется до словно заговоренного генерала.
Командование, оберегая замечательного разведчика, поначалу не хотело разрешать ему еще раз повторить акт возмездия. Ему и так уже слишком везло, что дважды удавалось беспрепятственно уйти от догони. Всегда так не будет. Но Кузнецов продолжал настаивать на своем и настоял…
20 октября обер-лейтенант Зиберт совершил третье покушение на заместителя Коха. Оно было точной копией первого. Кузнецов психологически верно рассчитал, что гитлеровцы никак не будут ждать нового нападения на том же месте и не предпримут здесь дополнительных мер охраны. Так оно и оказалось.
