Николай Реден - Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919
Большинство русских, проживавших в Териоки, подали заявления с просьбой включить их в ряды Белой армии на территории Эстонии, однако месяц проходил за месяцем, а ответов на просьбы не поступало.
Добровольцы терялись в догадках: то ли против их отъезда возражали финские власти, то ли отказывали им в просьбах эстонские. В отношении непосредственного участия в борьбе русские ограничивались, где бы они ни были. Им не разрешалось передвигаться по Финляндии, и большинство из них были вынуждены селиться в захудалых пограничных поселках с разрешения властей в каждом отдельном случае. Когда в конце недели комендант Териоки уведомил, что я свободен от карантина и могу ехать в Гельсингфорс, мои русские друзья не могли поверить такой удаче. В иной обстановке их единодушное выражение удивления смутило бы меня, но в данный момент я был слишком поглощен открывавшимися перспективами.
Гельсингфорс, столица Финляндии, выглядел привлекательным современным городом, наделенным своеобразным очарованием. До революции он служил базой Балтийского флота, и у русских, прошедших флотскую службу, сохранились к городу теплые чувства. Его знакомые улицы будили приятные воспоминания о прошедших временах. В моем случае эти чувства обострялись еще и благодаря семейным узам.
В Гельсингфорсе жили сестра моей мамы и пятеро ее детей. Наши семьи всегда связывали очень сердечные отношения, и после нескольких лет разлуки встреча с родственниками доставила мне большую радость. За это время случилось многое, накопилось много новостей, мы часами разговаривали и вспоминали былое.
На третий день пребывания в Гельсингфорсе я явился в военный отдел Русского комитета и попросил послать меня в войска белых, дислоцированные в Эстонии, которые официально назывались Северо-западной армией. Подполковник, выслушавший меня, был настроен не очень оптимистично.
— Имеется много заявлений, поданных раньше, пройдет некоторое время, прежде чем очередь дойдет до вас.
— Разве армии не нужны солдаты? — спросил я.
— Да, нужен каждый человек, способный туда добраться, нужно военное снаряжение — нужно все.
— Тогда в чем причина промедления? — Ситуация казалась абсурдной.
— Финские и эстонские власти очень неохотно выдают визы русским белогвардейцам, — сказал подполковник, пожав плечами. — Пока же чем меньше мы об этом говорим, тем лучше. Обещаю, что сделаю все возможное для ускорения вашего отъезда на фронт.
С этого времени я взял за правило наведываться в Русский комитет два раза в неделю, но ничего нового там меня не ожидало. Между тем мои первоначальные благоприятные впечатления о Финляндии угасали, их сменяло растущее раздражение. Финские власти систематически подвергали дискриминации русских, находившихся под их юрисдикцией. Причины такой политики были вполне ясны, но это не делало мелочные придирки менее оскорбительными.
С 1809-го по 1918 год Финляндия входила в Российскую империю. К 1899 году эта провинция получила политическую автономию, но, начиная с этого года, российское правительство проводило интенсивную политику русификации. Экономически новая политика была выгодной для Финляндии, но она возбудила среди финнов националистические настроения и вела к хронической нелояльности. В годы мировой войны Финляндия была насыщена русскими войсками, но признаков открытого протеста не наблюдалось. Исключение составили молодые финны, эмигрировавшие в Германию, где сформировали финский батальон, воевавший против России в составе германской армии. Ситуация не менялась до краха Российской империи, когда Финляндия провозгласила независимость.
Сразу же после этого произошла непродолжительная, но напряженная схватка между красными и белыми финнами. Сначала красные взяли верх, но с высадкой германских войск победа осталась за белыми. Было создано националистическое финское правительство с сильной прогерманской ориентацией. Германский генерал фон дер Гольц стал главнокомандующим финской армией, германскому кронпринцу был предложен финский трон. Однако вскоре после этого Германия потерпела окончательное поражение от союзников, и Финляндия встала перед необходимостью изменить свою ориентацию.
Чтобы сохранить независимость, финны были вынуждены приспосабливаться к идеям победителей. В качестве первого шага в этом направлении Финляндия отвергла монархию и приняла республиканское правление, более соответствовавшее принципам союзников. Однако выработка последовательной политики в отношении России оказалась более трудной проблемой.
Финляндия, испытавшая на себе красную диктатуру, безжалостно искоренила большевизм в своих пределах. В результате финское и советское правительства питали друг к другу ненависть и недоверие. Надежда на примирение становилась еще более призрачной из-за открытой конфронтации между союзниками и Советами. С другой стороны, русские противники большевизма составляли класс, на котором веками держалось военное присутствие России в Финляндии. Среди финнов преобладало убеждение в том, что замена советской власти националистическим русским правительством поставит под угрозу независимость их страны. Вот почему финны оказывали помощь русским белогвардейцам без особого энтузиазма. Национальная неприязнь глубоко укоренилась, и я ощущал ее даже в имении, где остановился.
Тетя вышла замуж за финна по рождению и традициям. После смерти мужа она и все семейство продолжали питать любовь к стране, в которой жили. Финляндия для них значила столь же много, сколько для меня Россия. Во время моего пребывания в имении родственники делали все возможное, чтобы я чувствовал себя как дома, но вопреки нашим искренним симпатиям друг к другу нас разделял невидимый барьер. Они были финны, я русский, интересы наших стран противоречили друг другу. Несмотря на заботу обо мне, родственники избегали разговоров на политические темы в моем присутствии, но это лишь подчеркивало искусственность ситуации.
Как-то кузен напомнил о моем высказывании в первый год войны. В то время он навестил нас в Петрограде и во время одного разговора спросил:
— Что бы ты сказал о финне, который поступил на службу в германскую армию?
С моей стороны родственник мог услышать лишь один ответ:
— Русский подданный, который сражается во время войны против России, является предателем.
Наш разговор перешел на другие темы, а я считал замечание родственника плодом праздных фантазий, пока не посетил Финляндию после революции. К своему удивлению, я обнаружил двух дочерей тети замужем за финнами, служившими в германской армии. Забытый эпизод сразу же стал вновь актуальным. Когда родственник спросил, не изменил ли я своего мнения, я промолчал. Пауза была достаточно красноречива, а он обладал достаточным тактом, чтобы не продолжать тему. Тем не менее мы оба чувствовали себя не очень хорошо.
