Альфред Лансинг - Лидерство во льдах. Антарктическая одиссея Шеклтона
Спустя какое-то время они подвели «Уиллса» ближе к берегу, перевернули вверх дном и забрались внутрь. Маклин писал: «И вот, сидя там в мокром и темном пространстве, мы думали о том, как проведем предстоящий месяц… самый короткий срок, на который можем надеяться, ожидая спасения». По его признанию, это «наиболее оптимистичное» предположение, основанное на многих размышлениях и допущениях, и основным было то, что «Кэйрду» все-таки удастся доплыть.
На этот счет все были, по крайней мере внешне, уверены. Но что еще им оставалось? Любая другая версия означала признание того, что они обречены. Неважно, каковы были шансы, ведь человек в отчаянной надежде выжить не может довериться чему-то одному и затем смиренно ждать своей участи.
Поужинали рано, после чего все почти сразу легли спать. На следующее утро, проснувшись, увидели лишь мрачный холодный туман со снегом. Из-за плохой погоды вопрос о надежном жилище стал еще более актуальным, и они продолжили пробивать пещеру в леднике. Работали три дня подряд. К утру двадцать восьмого, через четыре дня после отплытия «Кэйрда», стало очевидно, что идею придется забросить. Если кто-то заходил в пещеру — а в ней уже было достаточно места для нескольких человек, — тепло их тел растапливало лед, и по стенам начинали течь потоки воды.
Оставалось лишь одно средство — шлюпки. Гринстрит и Мэрстон предложили перевернуть их, сделав некое подобие крыши. Уайлд согласился. Они принялись собирать камни, чтобы выложить из них основание. Это был очень утомительный труд. «Мы все ужасно ослабли, — писал Орд-Лис. — Камни, которые раньше мы с легкостью подняли бы, сегодня нам не по силам. Приходится вдвоем или втроем тащить то, что когда-то мог поднять один… Наша слабость больше всего похожа на то ощущение, когда встаешь после долгой болезни».
К сожалению, большая часть подходящих камней лежала ближе к морю, поэтому их приходилось перетаскивать к тому месту, где решили строить убежище, — то есть почти сто пятьдесят ярдов! Наконец, когда стены основания уже выросли до четырех футов, сверху на них положили шлюпки, одну рядом с другой. Ушло еще немного времени на то, чтобы законопатить все дыры в стенах и немного их выровнять. Несколько оставшихся кусков дерева разместили между шлюпками, и сверху на все это натянули ткань от палатки, закрепив ее тросами с каждой стороны. В качестве последнего штриха натянули вокруг основания парусину, чтобы ветер не проникал в щели между камнями. В основании со стороны берега оставили отверстие, служившее входом, и завесили его двумя одеялами внахлест, чтобы защитить жилище от непогоды.
Наконец Уайлд объявил, что хижина готова к заселению. Все взяли спальные мешки и заползли внутрь. Каждому разрешалось занять любое место. Несколько человек сразу же выбрали некое подобие второго этажа, образованное перевернутыми скамейками обеих шлюпок. Остальные расположились на земле в тех местах, где она казалась наиболее пригодной — самой сухой или теплой. Ужинать сели без пятнадцати пять, и после ужина сразу забрались в спальные мешки. Первые несколько часов уставшие люди спали мертвым сном, лишенным сновидений. Но вскоре после полуночи начались новая снежная буря, и с этого момента до самого рассвета их сон в лучшем случае был очень прерывистым и неспокойным. Буря, с криком срываясь с вершин, свирепо трясла утлую хижину; и с каждым новым порывом ветра казалось, что она вот-вот сорвет шлюпки с камней. Ветер проникал в тысячи крохотных щелей, неистово задувая туда снег. Но каким-то образом к рассвету их жилище все еще оставалось целым.
«…Это было ужасное утро, — писал Маклин. — Все покрылось глубоким снегом; обувь заморозилась настолько, что в ней было тяжело согнуть ногу. К тому же ни у кого не оказалось пары теплых рукавиц. Мне кажется, что именно тогда я пережил самые несчастные утренние часы в моей жизни — все выглядело таким безнадежным. Судьба определенно была настроена против нас. Люди сидели и вполголоса проклинали все вокруг, напряженность их лиц выражала всю ненависть к этому острову, на котором нам придется жить».
Но, если они хотели выжить, нужно было работать. Несмотря на холод и ветер, иногда столь суровые, что приходилось то и дело забираться внутрь хижины, чтобы переждать, пока порывы ветра хоть немного ослабеют, люди начали дополнительно укреплять свое жилище. Одни поправляли крышу и крепче привязывали тросы. Другие подтыкали основание одеялами, укрепляя его мокрой глиной и прибрежной галькой.
Но ночью метель разбушевалась с новой силой. Снег все равно каким-то образом залетал внутрь, хоть и не так сильно, как прошлой ночью. Утром 30 апреля Джеймс, Хадсон и Херли, пытавшиеся до этого спать в своей палатке, сдались и перешли в общую хижину. Херли писал: «Жить вне хижины и без оборудования здесь просто невыносимо». Как только ветер находил в хижине уязвимые места, их тщательно закрывали, и с каждым днем убежище становилось все более и более пригодным для жизни.
Они попытались готовить внутри, но уже через два дня Грин начал слепнуть от дыма, и его временно подменил Херли. Проблему с дымом частично удалось устранить — соорудили трубу между двумя шлюпками. Но иногда по какой-то дикой причуде природы ветер врывался в трубу. Тогда в хижину резко задувало весь дым, и люди, задыхаясь, со слезящимися глазами выбегали на улицу.
В течение дня свет немного проходил сквозь тканевую крышу, но уже задолго до заката становилось так темно, что никто ничего не мог разглядеть. Мэрстон и Херли долго экспериментировали, пока не выяснили, что, наполнив небольшую емкость маслом, полученным из тюленьего жира, опустив в него один конец хирургического бинта и оставив снаружи другой, можно получить слабый огонек, вполне пригодный даже для чтения, если лежать не слишком далеко. Таким образом, избавляясь от маленьких неприятностей, они постепенно облегчали свою жизнь.
Наконец, 2 мая, через восемь дней после отплытия «Кэйрда» и спустя две недели с тех пор, как они оказались здесь, появилось солнце. Все тут же бросились выносить спальные мешки наружу для просушки. И 3, и 4 мая погода оставалась ясной. Но даже после трех солнечных дней спальные мешки высохли не до конца. Однако перемены были значительными. «…Мы даже не ожидали, что когда-нибудь сможем стать настолько сухими», — писал Джеймс.
Все время велись длительные дебаты о том, как скоро «Кэйрд» доплывет до Южной Георгии и как долго после этого им ждать прибытия спасательного корабля. По самым оптимистичным расчетам, уже через неделю, 12 мая, они могли увидеть на горизонте корабль. По более пессимистичным — это вряд ли случится раньше 1 июня. Но при этом всегда оставался вопрос о продлении надежды. Уже утром 8 мая, задолго до того как могла прийти помощь, они начали беспокоиться: сможет ли корабль подойти к острову из-за состояния окружающего его льда?
На самом деле для подобных опасений имелись веские основания. Месяц май по погодным условиям соответствует ноябрю в северном полушарии. Приближение этого периода означало, что еще одна четверть года подходит к концу. Зима наступала всего через несколько недель, а возможно, и дней. С ее приходом росла вероятность, что море вокруг острова покроется льдом, и к ним нельзя будет подойти на корабле. И 12 мая Маклин писал: «Ветер с востока. Не исключено, что у берега снова появятся льды — нам это сейчас не нужно; мы каждый день надеемся на то, что приплывет спасательный корабль».
Несмотря на то что у них была масса дел, все постоянно краем глаза следили за морем. Нужно было охотиться на пингвинов, а иногда и на тюленей, собирать лед, чтобы делать из него воду. Долгие часы проводили, пытаясь заманить в ловушку ржанок — небольших, похожих на голубей птиц, питающихся падалью. Из весла сделали флагшток и установили его в самой высокой части острова, до какой только смогли добраться. На нем развевался треугольный вымпел Королевского яхт-клуба — сигнал спасательному кораблю, которого они так ждали.
Маклин и Макелрой были заняты пациентами. У Керра ужасно разболелся зуб, и Маклин его выдернул. «Я, наверное, выглядел как неотесанный стоматолог-шарлатан, — писал Маклин. — Никаких изысков. “Выйди на улицу и открой рот” — ни кокаина, ни анестезии».
На руке Уорди появилось заражение, у Холнесса на глазу развился ячмень. Рикинсон постепенно оправлялся от сердечного приступа, случившегося в день их высадки, но волдыри от соленой воды на запястьях упрямо отказывались заживать. Гринстрита мучили ноги, отмороженные во время перехода на шлюпках, поэтому он все время проводил в спальном мешке.
Хадсон был очень болен. С руками наметилось заметное улучшение, но воспаление в левой ягодице, которое началось еще в шлюпке, переросло в серьезный абсцесс, постоянно причинявший ему боль. К тому же после перехода на шлюпках он никак не мог восстановиться психологически. Большую часть времени он проводил, лежа в своем спальном мешке, и часами отказывался говорить. Казалось, он совершенно ни в чем не заинтересован и страшно далек от всего, что происходило вокруг.
