Кэтлин Вудивисс - Пепел на ветру
Обзор книги Кэтлин Вудивисс - Пепел на ветру
Только — любовь… Неодолимая любовь ожесточенного, ироничного янки Коула Латимера, человека, что спас однажды Элайну от верной гибели, и единственного мужчины, который не принял ее жестокого отказа, но поклялся любой ценой покорить ее душу и тело, любой ценой завоевать ее сердце…
Кэтлин Вудивисс
Пепел на ветру
Посвящается памяти моих родителей — Глэдис и Чарлза.
С любовью — Кью.
Плач
О мой дом,
Моя солнечная земля
Любящих людей
И бесконечных мирных дней;
Увы, ты исчезла,
Смятая железной пятой войны.
Многоногий червь бездумно ползет по моей земле,
Оставляя за собой
Мешанину сломанных судеб
И безжизненных тел…
Ты, мой дом, покинул меня,
И теперь я одинок,
Словно лист, который влечет бурный поток.
Куда бы я ни ступал,
Я вижу лишь отчаяние и слышу
Ненавистный запах войны,
Едкий запах пепла,
Дымящегося на ветру!
ЧАСТЬ I
Глава 1
23 сентября 1863 года
Новый Орлеан
Широкая река лениво плескалась о причал, чуть покачивая тяжелогруженое речное судно, прокладывавшее путь сквозь строй боевых кораблей союзников. На расстоянии двухсот ярдов, застыв на якоре близ фарватера, флот словно затаился в стороне от города и его враждебных обитателей. Приземистые, уродливые канонерки с низкой осадкой казались неуклюжими монстрами среди своих грациозных сестер — стройных фрегатов с высокими мачтами. Все суда были развернуты носом вверх по течению, готовые сорваться с места в любой момент, если того потребуют обстоятельства.
Бурая дымка зависла над городом; в этой изнуряющей жаре отряд солдат в синих мундирах молча наблюдал за тем, как подходит к причалу колесный пароход. Некогда яркая окраска парохода поблекла, и теперь он напоминал погрузневшего сказочного зверя, который приближался к берегу, выставив черные рога, изрыгающие пламя и дым.
Наконец он осторожно ткнулся боком в низкое ограждение; толстые швартовы поползли, словно гигантские щупальца, блоки заскрипели, и под нестройные возгласы портовых рабочих судно было подтянуто вплотную к причалу.
В эти последние минуты путешествия пассажиры лихорадочно собирали вещи и, столпившись на палубе, с нетерпением ожидали возможности ступить на твердую землю. Каждый из них преследовал свою цель и неуклонно двигался к ней, хотя вряд ли кто-либо смог бы усмотреть глубокий смысл в этой беспорядочной суете. Здесь были авантюристы, мечтающие о мгновенном обогащении, бродяги, потаскухи и прочие отбросы общества, пожаловавшие в Новый Орлеан, чтобы выудить еще немного звонких монет из карманов его обедневших жителей и захватчиков-янки.
Как только с судна на причал перекинули трап, пассажиры наперегонки бросились к нему, в спешке отталкивая друг друга локтями; но тут обнаружилось, что путь им преграждает вооруженный отряд, выстроившийся на причале. Второй отряд немедленно встал за первым, а затем две шеренги расступились, образуя коридор, начинавшийся у самого трапа. Сердитый ропот в толпе пассажиров сменился язвительными возгласами, когда цепочка пленных, истощенных, оборванных солдат-конфедератов, громыхая кандалами, первой двинулась по этому живому коридору.
Стоявший у трапа вместе с другими пассажирами стройный юноша, не сразу поняв причину задержки, начал нетерпеливо оглядываться вокруг: из-под низко надвинутой на лоб шляпы с мягкими опущенными полями настороженно поблескивали его серые глаза, которые казались особенно светлыми на перепачканном копотью лице. Одежда с чужого плеча подчеркивала его худобу, мешковатые брюки собрались в складки, тонкая талия была подпоясана разлохмаченной веревкой. Поверх просторной рубашки паренек набросил свободную куртку, рукава которой, даже подвернутые несколько раз, казались чересчур длинными. Большой плетеный саквояж он поставил возле своих тяжелых башмаков, носки которых задирались кверху. Судя по виду, ему едва исполнилось шестнадцать лет, но неторопливость и спокойная сдержанность манер сразу выделяли его среди других подростков. Быстро разобравшись в происходящем, он в отличие от остальных путешественников не стал роптать, а, задумчиво сведя брови на переносице, молча наблюдал за тем, как на берег сходят его плененные соотечественники.
Тем временем солдаты-северяне построились и вслед за своими офицерами тоже сошли на пристань, освободив трап. Отведя взгляд от изможденных пленников, парнишка поднял саквояж и начал спускаться на берег. Саквояж был громоздким, он то и дело цеплялся за одежду других путешественников; тем не менее его владелец вместе с остальными пассажирами, ни на кого не глядя, старался шагать как можно быстрее.
Неожиданно, задев о перила трапа, тяжелый саквояж ударил по ноге одного из нетерпеливых пассажиров; тот злобно выругался, и тут же в руке у него блеснул нож.
Перепуганный мальчуган вцепился в перила и широко раскрытыми глазами уставился на холодно сверкающее лезвие.
— Неуклюжий болван! — Ломаный французский язык, на котором разговаривал пассажир, выдавал в нем уроженца здешних мест; черные беспокойные глаза надменно сверкали на смуглом лице. Некоторое время он негодующе смотрел на паренька, однако его гнев вскоре поутих, потому что его юному обидчику и в голову не приходило оправдываться или отвечать угрозами на угрозы. Ухмыльнувшись, мужчина выпрямился и сунул нож в потайной карман.
— Впредь будь поосторожнее со своим барахлом, молокосос. По твоей милости я чуть не попал в лапы к костоправу.
Серые глаза прищурились, губы сжались в тонкую побелевшую линию. Здешний говор парень понимал слишком хорошо, и его так и подмывало влепить обидчику оплеуху, но он лишь покрепче ухватился за ручку саквояжа, а потом осторожно оглянулся на идущую следом пару. Человек, который только что угрожал ему, был одет в парчовый сюртук и яркую рубашку из набивной ткани, а вид его спутницы не вызывал никаких сомнений в том, чем она занимается.
Заметив презрительный взгляд мальчишки, женщина поспешно отвернулась.
— Отвесь-ка ему пару затрещин, Джек! — посоветовала она. — Может, хоть это научит оборванца хорошим манерам.
Ее кавалер раздраженно высвободил руку и смерил свою подругу гневным взглядом.
— Я Жак! Жак Дюбонне! Запомни это раз и навсегда! — с жаром воскликнул он. — Когда-нибудь мне будет принадлежать весь город. И никаких затрещин, детка. За нами наблюдают… — Он указал в сторону капитана парохода, равнодушно взиравшего на пассажиров с верхней палубы. — Ни к чему оскорблять наших хозяев-янки, дорогая, они все видят и все помнят. Будь этот бродяга покрепче, я был бы не прочь подраться с ним, но он и так едва стоит на ногах. Забудь о нем.
Паренек долго не двигался с места; глядя вслед уходящей паре, он думал о том, что для него эти двое были хуже любых янки — ведь они предали Юг и все, что он любил.
