Альфред Рессел - По дорогам войны
После обеда в Эль-Кантаре пускаемся в путь по пустыне. Знающий эти места надпоручик Шахер говорит, что это - самая пустынная из всех пустынь, так как здесь особого рода песок, который очень затрудняет передвижение. В раскаленном дрожащем воздухе почти не видно гору Синай. Вечером мы еще были в этой страшной пустыне, но вскоре почувствовалось приближение моря. Проезжаем мимо оазисов и караванов, кругом множество финиковых пальм с созревающими плодами. Нас в купе семь человек. Как будем размещаться на ночь, никто не знает.
15 октября. В полночь мы были в Газе. Когда рассвело, мы проезжали уже мимо обработанных, ухоженных полей. Их затем сменили виноградники и оливковые рощи. В Хайфу мы прибыли в семь часов утра. Первое впечатление приятное. Дома здесь каменные, солидные, в городе много современных зданий. После Египта здесь в глаза бросаются чистота и порядок. Достаем тропические шлемы. Когда нам их выдали, меня удавило это запоздалое благодеяние (ведь уже середина октября!), однако теперь я был в душе благодарен за такую заботу.
В три часа дня садимся в "студебеккеры". Нас тринадцать человек. Мы не суеверные, но это число считается роковым. Едем на грузовиках дальше на восток мимо кибуцев (еврейских кооперативных хозяйств), мимо апельсиновых и лимонных рощ и бесконечных огородов, полных прекрасных овощей. Повсюду системы орошения. Почва в огородах хорошо удобрена и очищена от сорняков. Когда мы проезжали, как раз в поле выходили крестьяне. Они шли, распевая песни.
После пересечения палестинско-ливанской и палестинско-сирийской границ вновь бросилась в глаза нищета, пошли бедные домики из глины. Вдоль границ мы видели сторожевые вышки с вооруженными постами британской полиции. Как нам объяснили, она охраняет здесь пограничные кибуцы от нападения соседей. Горная цепь на севере большей частью голая, только кое-где видны лесочки из молодых сосен. Ближе к Иордану местность становится беднее; убывает и число кибуцев.
Кроме двух горных серпантинов и жары да тяжелого воздуха во впадине по течению реки, мы не испытали никаких трудностей на пути к Иордану. Главные горы дикой палестинской пустыни высотой около тысячи метров простираются между Эрихой и Иерусалимом, обрамляя с запада удушливую длинную впадину у Мертвого моря, расположенного, к счастью, километрах в семидесяти южнее маршрута нашего следования. И вот этот-то район испепеляющего зноя английское командование определило в ноябре 1940 года 11-му чехословацкому пехотному батальону для акклиматизации и завершения боевой подготовки! Этот район лежит на триста девяносто пять метров ниже уровня поверхности Средиземного моря. При виде мертвой, высушенной местности, посреди голых, без единой травинки, гор, где вокруг была лишь светлая желтизна песка да скал, некоторые солдаты из части Клапалека отчаивались и не верили, что здесь можно жить. Однако потом привыкли к сухому пустынному воздуху и постепенно научились без особого труда передвигаться по песку.
В половине второго ночи мы пересекли реку Иордан (уровень ее поверхности здесь на двести метров ниже уровня моря), а вместе с нею и палестинско-иорданскую границу, которая протянулась с севера на юг параллельно течению реки. Иордан течет лениво. Вода в нем желтовато-зеленого, какого-то нездорового цвета. В долине реки настойчиво обращали на себя внимание большие указатели об эпидемии малярии. В 13.55 мы находимся опять на нулевой высоте и серпантинами забираемся на плоскогорье в виде совершенно пустых гор (высотой около тысячи метров) с отвесными скалами под нами и над нами. Когда солнце стоит в зените, кругом не видно ни одного живого существа. Даже сами бедуины прячутся в это время в палатки и маленькие пещеры, которых полным-полно вдоль дороги. Стада коз и овец пасутся под присмотром сонных пастухов; изредка попадаются ослики с тяжелой поклажей на спине. Душно и страшно жарко. Воздух будто колышется. На солнце - добрые пятьдесят градусов. Как бы мы добирались без тропических шлемов?
В четыре часа проехали Ирбид. Военнослужащие гарнизона - в форме иорданской армии. В пять часов миновали Мафрак и прямо в пустыне устроились на ночлег. Едем уже вдоль трассы нефтепровода, проложенного в песках пустыни. От Хайфы до Иордана - 80 километров, а оттуда до Мафрака - 70. Только и всего? Однако расстояния здесь - это еще не все.
Первая ночь в пустыне, настоящей пустыне. Кто опишет красоту такой ночи, когда ничего не видно и все же можно столько увидеть? Очарованный, стоял я возле палатки посреди удивительной тишины и смотрел на звездное небо, на пленительное небо над пустыней. После минутного колебания решил чуть-чуть отойти от лагеря, всего на несколько метров, чтобы не заблудиться. Но шаг за шагом - и вскоре лагерь исчез у меня из поля зрения. Я стоял в пустыне один. Не знаю, как умеют так ходить местные жители, чтобы не шелестел песок, какую они носят обувь, но вдруг они оказались возле меня. Зажали меня с трех сторон. Во тьме мерцали лишь белые зубы да металл кинжалов. Мне стало жутко. От страха меня хватило только на два слова: "Я англичанин". Хорошо, не хорошо, но я произнес то, что подсказал мне инстинкт. Назови я себя чехом, черта с два бы мне это помогло! Эти люди мгновенно исчезли, как духи. Кто это был? Разбойники-бедуины или дозор? На другой день вечером английские проводники советовали нам не устраиваться на ночлег где-нибудь на отшибе, иначе, по их словам, мы, могли бы и не проснуться, заколотые кинжалом.
Закат в пустыне играет всеми цветами радуги, но преобладают оранжевые и желтые тона всевозможных оттенков - не розовый, как у нас. Противоположная сторона горизонта окрашена при этом в цвета от пастелевого до голубовато-фиолетового. Ночное небо здесь голубовато-прозрачное, что придает ему волшебную пленительность. Настоящая восточная ночь. Сумерки длятся, наверное, только минут двадцать, и потом сразу же наступает темнота. Краски быстро менялись, и я поспешил описать их палитру.
16 октября. Подъем в четыре, завтрак в пять, отъезд в шесть. Чарующий восход солнца: огненный солнечный шар в золотистом ореоле как-то сразу выпрыгнул из-за песчаного горизонта. Мы трогаемся в путь. Вскоре глинисто-желтая пустыня сменяется черной, каменистой. Острые базальтовые камни высотой до пятидесяти сантиметров густо покрывают огромную территорию длиной пятьсот километров и шириной четыреста. Это Сирийская пустыня. Она расположена на границе четырех государств - Иордании, Сирии, Ирака и Саудовской Аравии. Вся Чехословакия уместилась бы на этой территории. Это черное каменистое море под жгучими лучами солнца отливает матовым блеском и чем-то напоминает змею. Все это внушает страх. Между камнями здесь и там виднеется желтоватый песок. Сопровождающий нас английский сержант сказал, что в этой дикой пустыне есть, однако, и жизнь и будто здесь живут даже газели. Возможно ли это? Газели ведь должны чем-то питаться, и прежде всего пить. Когда мы остановились, я попытался найти ответ на этот вопрос. И нашел. Между камнями в песке я обнаружил какую-то растительность, какие-то черные кусты с листочками. На них были зеленые ягодки величиной с ягоды брусники. Я сдавил одну из них. Из нее брызнул сок. Вот она, аккумулированная влага для страдающих от жажды газелей... Черной пустыне, кажется, нет конца. Едем уже четыре часа, давно миновали перевалочную станцию. И все едем, едем.
