Александр Тищенко - Ведомые Дракона
- Не будем рисковать, товарищи, - сказал после небольшого раздумья генерал. - Улучшится погода - сразу же вылетите. А сейчас готовьтесь...
И мы начали готовиться. Тщательно изучили географию Берлина, особенно ориентиры, познакомились с противовоздушной обороной города, наметили маршрут. Обращали внимание даже на мелочи. У всех было приподнятое настроение: советские истребители впервые должны появиться над столицей фашистской Германии. И не чьи-нибудь, а нашего корпуса.
Наконец погода несколько улучшилась. Перестал идти снег, чуть поднялась нижняя кромка облаков. Получив разрешение на вылет, мы поспешили сесть в самолеты и подняться в воздух.
Шли на высоте нескольких сотен метров. Два-три раза попадали под обстрел вражеских зениток. Однажды пришлось спикировать и прижаться к земле.
К Берлину подошли с северо-востока. Нас никто не обстреливал с земли, и пролетавшие мимо вражеские истребители не уделяли нам внимания. Видимо, фашисты принимали за своих - фронт проходил в нескольких сотнях километров. Как только перед нами открылась панорама города, каждого охватило волнение. Это же логово фашизма! И над ним - мы, советские летчики. Хочется поделиться радостью с товарищами, поздравить их с таким незабываемым событием. Но выдержка берет вверх: договорились использовать радио лишь в исключительных случаях.
Вот и центральная часть города. Отчетливо видны массивное здание имперской канцелярии, купол рейхстага, Бранденбургские ворота. Сбросив листовки, мы развернулись над парком Тиргартен и направились в сторону аэродрома Темпельгоф. Здесь по нас открыли сильный огонь зенитки, пошли на взлет две пары фашистских истребителей.
- Снижаемся до бреющего, - спокойно скомандовал Новиков.
Мы спикировали и над самыми крышами вышли к окраине Берлина. Затем взяли курс строго на восток. Домой возвратились без каких-либо происшествий.
Как только мы произвели посадку, нас окружили летчики, техники и механики. Не скрывая зависти, они засыпали нас вопросами. Пришлось подробно рассказывать обо всех перипетиях полета и о том, что довелось увидеть.
- Скоро все будем там, - ободряюще сказал Машенкин. - И победу справим, и насмотримся...
В общежитии Машенкина и меня поджидали Анкудинов и Федоров. Их лица выражали загадочность.
- Дорогие товарищи! - с улыбкой обратился к нам Иван Федоров. - Вы сегодня великие именинники. Поздравляем вас с первым берлинским полетом и считаем, что такое незабываемое событие надо обязательно отметить...
Отступив на шаг, он энергичным жестом пригласил нас к столу. А там, как на параде, выстроилась батарея пузырьков с яркими этикетками.
- Что это? - спросил Машенкин.
- Заграничный ром, - не без гордости ответил Анкудинов. - Специально для вас приберегли...
- А где взяли?
- Танкисты подарили. За хорошее прикрытие.
- Тогда наливай, - предложил Машенкин. - Никогда не пробовал рома, да еще заграничного.
Анкудинов открыл пузырек и вылил его содержимое в кружки - Машенкину и мне. Второй поделил с Федоровым.
- За успех, друзья! - Анкудинов и Федоров дружно опрокинули кружки.
Выпил и я. В нос ударил больничный запах, язык обожгла горечь. Машенкин, пригубив кружку, состроил болезненную гримасу и вылил остатки питья в кадку с фикусом.
- Гадость какая-то, хуже самогона, - сказал он. - А может, это не ром?
- Как не ром? - удивился Федоров, взяв пузырек и ткнув пальцем в этикетку. - Тендлер расшифровывал, а он первый знаток немецкого в полку.
- Конечно, ром не первого сорта, но пить можно, - поддержал Федорова Анкудинов.
Однако пить никто больше не стал. На следующий день врач полка Гусаченко, зайдя в общежитие, обнаружил несколько пустых пузырьков.
- Это что за медикаменты? - спросил он адъютанта первой эскадрильи Корюкова.
- Порожняк из-под трофейного рома, - ответил тот. Врач внимательно осмотрел один из пузырьков, понюхал его и брезгливо поморщился.
- Кто сказал, что это ром?
- Все говорят. Комсорг Тендлер переводил.
- Да здесь по-латыни, а не по-немецки, - засмеялся врач. - Это не ром, а примочка от потертостей кожи... для лошадей.
Корюков раскрыл рот от неожиданности. По его лицу было видно, что в человеке боролись два авторитета: медицинский и комсорговский. Последний, видимо, все же брал верх, и Корюков спросил:
- Это точно?
- Как пить дать!
Когда об этом случае узнали, то Анкудинову и Федорову проходу не давали.
- Как насчет лошадиного рома? - встречали их вопросом. - Неплохо бы отметить...
Анкудинов и Федоров смущенно улыбались. Бориса Тендлера не задевали: побаивались его острого языка.
* * *
Недолго полку пришлось находиться в Иновроцлаве. В конце января части 1-й гвардейской танковой армии вышли к Познани и захватили южный аэродром. Мы сразу же перелетели на него. Совсем рядом шли ожесточенные бои. Окруженные в Познани фашистские войска оказывали упорное сопротивление. Почти месяц потребовался на ликвидацию этого "котла".
Познанский аэродром был оборудован, как говорится, по последнему слову техники. Бетонированная взлетно-посадочная полоса, такие же рулежные дорожки, капитальные ангары и склады. А совсем рядом - авиасборочный завод. Как нам рассказали местные жители - поляки, за несколько дней до прихода советских войск по заводу нанесли удар американские "летающие крепости". Дело было так. Самолеты-разведчики повесили над заводом дымный оранжевый круг. И вскоре в него с бомбардировщиков, летевших на большой высоте, посыпались бомбы. Завод фактически перестал существовать.
Слушая рассказ, мы не могли скрыть своего удивления. Ведь американцы знали, что советские войска находятся поблизости и скоро займут этот район. Зачем же уничтожать завод, который можно использовать в интересах победы над фашизмом? И разве так поступают истинные союзники? Только впоследствии нам стала ясна такая дальновидная политика американского командования.
Не только завод, но и окружавшие его дома рабочих пострадали от бомбежки. Следы пожаров, груды битого кирпича и стекла, поломанные деревья вот что осталось на том месте. Но зато стоял целехоньким старинный замок, находившийся в километре от завода.
- Не иначе, барон здесь жил, - сказал кто-то из летчиков, когда мы подошли к замку, заинтересованные его готической архитектурой. - Теперь понятно, почему пожалели его американцы. Свой, небось, капиталист...
К замку примыкал большой парк. В нем, казалось, были собраны все деревья земного шара: от северной березы до тропической пальмы. Для деликатных пород предназначалась стеклянная оранжерея.
- Вот куда денежки народные шли, - возмутился летчик. - Один, как бог живет, а другие вкалывают. Непорядок...
