Томас Лоуренс - Чеканка
«Эй, ты откуда взялся? Со сборного пункта? Ну, тебе повезло — здесь тепленькое местечко. Бери себе любую кровать; кроме нас, никого нет. Я тут вроде дежурного. Пожрать чего-нибудь из столовой? Ладно… Поверка? Ну да, что-то вроде этого тут есть, кажется, построение, но капрал не потащится сюда. Тебе следующим номером к адъютанту, завтра. Я тебя проведу». Он был рассыльным в штабе.
«Как насчет помыться?» — спросил я, начиная стаскивать с себя мерзкую одежду, прилипшую ко мне за время жаркого пути. Барнард махнул в сторону входа, через узкое крыло. «Управляйся сам: два крана, горячий и холодный». После сборного пункта это казалось слишком хорошо: но было правдой.
2. Отряд Б
Я проснулся с чувством легкости. Здесь мне понравится. Сегодня солнечный свет все украшает. Мы с рассыльным не спеша съели стандартный завтрак, и я помог ему подмести несколько комнат и коридоров штаба к половине восьмого, прежде чем показались первые офицеры. Я ждал до одиннадцати с небольшим, пока у них нашлось время для меня.
«Я видел вас раньше, — сказал первый адъютант. — Вы были на сборном пункте три года назад? — Я признал это, таким тоном, что дальнейших расспросов не последовало. — Вы пойдете в отряд Б. Зарегистрируйте его, старшина, и отошлите».
Я провел день, перемещая свое снаряжение в барак 105 и заправляя постель. Здесь капрал, который отвечает за барак, и дюжина ребят в нем. Отряд — всего четырнадцать механиков, сам капрал и сержант: и мы все живем вместе в опрятной маленькой казарме на шестнадцать кроватей. Сейчас каникулы. Каникулы — звучит для меня странно; но смысл нашего существования здесь, кажется, в том, чтобы поддерживать машины, на которых курсанты учатся летать, а в августе училище закрывается. Большинство «мехов» берут отпуск на месяц. Остальные проводят дни в самых нелепых работах.
3. Манеры
Подъем все еще ранний, но, когда этот чудесный солнечный свет заполняет барак вскоре после пяти утра, кажется неприятным лежать в кровати. Вокруг сельская местность. Я прошел в приемный барак, где провел первую ночь, и набрал себе горячую ванну, тихо, чтобы не разбудить Барнарда. Он обещал, что я могу свободно пользоваться его ванной. Причина, по которой он так отмечен — барак 83 на той же линии, что и курсантские, а у них всегда должна быть горячая вода. Я благодарен им. Это значит, и у меня тоже.
Иду обратно, все еще спят. Я заправил кровать, как в лагере, и пошел на завтрак. Когда я вернулся, мой сосед недовольно оглядывал постель. «Ты издеваешься, приятель? — спросил он. — Тут тебе, знаешь ли, не гребаный сборный пункт». Пришел капрал со своей койки. «Это откуда же ты явился?» «Со сборного пункта, капрал», — отозвался я, щелкнув каблуками, как меня учили. «Ну так забудь об этом, ясно? И заправляй кровать вот так», — тремя-четырьмя ловкими взмахами руки моя постель разделена и рассована по всем четырем сторонам, как разбросанная копна сена. — «И не становись по стойке «смирно» в ВВС, когда разговариваешь не с офицером».
«Идет, капрал», — усмехнулся я, воспользовавшись этими вольными манерами. На сборном пункте сказать «идет» незнакомому капралу — значит угодить под суд. Капрал набросился на меня, как змея, на которую наступили: «И брось-ка ты своего «капрала». Что за дерьмо ты из меня делаешь? Меня зовут Джорди, ясно? А тут — летное училище. Выкинь из головы всю ту лабуду, которой вас учили. Ты теперь в Военно-Воздушных Силах. Эти чертовы капралы на сборном пункте важничают больше, чем в других местах полковники».
Он прав: здесь не сборный пункт. Вся претенциозность в манерах исчезла, вместе с гордой осанкой, резким шагом, звоном каблуков. Эти ребята могут ходить себе, будто никто за ними не следит: и, когда хотят поспешить, то идут быстрой, тихой, упругой походкой. Возможно, им позволяют иметь резиновые набойки на пятках. Их форма тоже кажется поношенной: не столько знак службы, сколько частная одежда их профессии. Голубой цвет быстро выцветает. Скромный цвет и плотная посадка побуждают тех, кто носит эту форму, быть удобного размера.
4. Первая запись
Сейчас собираюсь в ангар, чтобы продолжать обслуживать самолеты. Мы делаем это лениво, лишь бы убить время, пока не началась новая четверть, и не пришли наши курсанты. Говорят, мы потеем, как черти, во время учебы. Эта жизнь полностью мне приятна: люди — не совсем: но я медленно раскачиваюсь, когда попадаю в казарму, полную незнакомцев, и первое впечатление всегда неблагоприятное. Только после того, как их грубость будет постигнута и прощена, появится более интересная сердцевина. Ограниченность их выражений сперва скрывает ее: монотонность их прилагательных меня возмущает. «Неплохо, хорошо, чертовски здорово» — вот их положительная, сравнительная и превосходная степень по отношению ко всему. Ничто не кажется смешным, или живым, или свободным, если не пародирует нашу сексуальность. И все же, дайте им только время. Некоторые люди вступают в отношения сразу; но взамен так же быстро выдают большую часть себя.
5. Жилище
Интересно, как вам понравились бы наши ночи? Барак так мал для нас, шестнадцати человек: ряд кроватей вдоль каждой длинной стены, стол и две скамьи в узкой середине, прямоугольная печь. Посередине каждой короткой стены — дверь: одна ведет на улицу, другая в пристройку с душевой, прачечной, уборной и ванной, которая служит проходом с восточной, холодной стороны барака.
Нас, как я уже сказал, шестнадцать; четырнадцать рядовых, капрал и сержант. Кровати у нас железные, раздвижные. Очень жесткие в первые ночи. Матрасы — три небольших прямоугольных подушки из коричневого полотна, плотно набитых кокосовым волокном. Их называют «бисквиты».
Соседняя кровать — на расстоянии вытянутой руки от моей. Странно чувствовать шелест дыхания другого человека всю ночь рядом со своей подушкой. Его фамилия тоже Росс: шотландец из Девоншира, недавно женился, хороший парень: и это везение, потому что грубый сосед по кровати изматывает. Богатство полностью избавляет человека от соседей по кровати — привилегия, но и потеря; потому что близкое столкновение двух подобных часто бывает так же плодотворно, как и неудобно.
Летчики всегда спят очень беспокойно. Частично это, может быть, из-за жестких кроватей, на которых нельзя повернуться без стона, нельзя приподнять бедро, чтобы наполовину не проснуться: но ворочаться приходится, потому что на жесткой кровати тело сводит судорогой, если постоянно не двигаться. Так что ночь для тех, кто, подобно мне, долгое время лежит без сна, никогда не бывает полностью тихой. Слышатся стоны, бормотание, разговоры во сне. Они всегда видят сны; и иногда во сне говорят скотские вещи.
