Валерий Легасов - Об аварии на Чернобыльской АЭС
(слова Адамовича А.: «Я сейчас всё это запишу, а потом…»)
Проверьте. (диктует) Ядерные: Армянская, Ленинградская, «Козлодуй» Болгария, – эти атомные станции где стоят безколпаковые. Теперь химические аварии: это Дзержинск – взрыв, там должен быть мощный взрыв, потом, то же самое, объёмный взрыв в Куйбышеве и Чемкенте, на фосфорном заводе, возможна авария, при которой образование фосфор-органики произойдет, один вдох которой смертелен просто, а по «Розе ветров», по распространённости, в радиусе 300 километров, с заходом в Китай, всё живое будет уничтожено.
Это всё то, что я называю, если не принять необходимых мер. Причем, меры которые можно принять, что бы этого не было, – известны. Но самое убивающее, что заставляет, как говорится, переживать и болеть, что меры которые нужны принять – они известны.
Вот, например, я могу действительно сегодня…(стёрто)…ну, значит, дошла информация в стандартом виде.
Заранее, задолго до аварии, была принята система оповещения Минэнерго об аварии. Причем была система кодовая. Информация идет кодом, например, сообщаются цифры какие-то: 1, 2, 3, 4.
1 – это пожар,
2 – это радиационное повреждение,
3 – это ядерная авария,
4 – это есть химические опасности.
И уже заранее были сформированы команды. В случае сигнала такого-то, в таком-то месте собираться такая аварийная бригада выезжать, здесь в Москве. В случае иной ситуации другая бригада собирается и так далее.
И вот, в ночь на 26 апреля в Минэнерго появились все четыре вида сигналов – сигналы всех видов возможной опасности. Была дана такая команда. Поэтому сразу же был вызван Министр и, тут же были вызваны все специалисты, входящие в список лиц, которые должны были выезжать. Поскольку это было в ночь с пятницы на субботу, часть была на дачах, поэтому заняла эта процедура два-три часа, но ночью всех собрали в Минэнерго, потом ещё где-то час на счёт самолета выясняли и эта группа людей вылетела рано утром туда на место. Я в этой группе не был, Когда они собирались, вот тут, то же был один неприятный момент. Они установили телефонную связь и со станции начала поступать информация противоречащая шифрованным сигналам, не подтверждающая их, а частично противоречащая им. Стали говорить: включили охлаждение, включили то, включили это. Это создало впечатление что реактор живёт, что на нём случилось, конечно, серьёзное. Утром они уже сообщили что два человека скончались. Но сообщили так, что один скончался там из-за механических повреждений… а второй от химических ожогов скончался, потому, что пожар действительно возник. Что было правда на самом деле. Одного они просто потеряли и (слабо разборчивые слова Адамовича А."…и там остался…»)…там и остался захороненным в саркофаге, и второй действительно от химических ожогов скончался, потому что пожар в одном месте возник.
Но другого: что при этом, уже начались традиционные радиационные поражения и ещё чего-то – они не сообщали.
И в течении первой половины дня 26 шла от туда информация такого порядка, что персонал пытается справиться с возникшим: аппарат вышел из подчинения и они пытаются подчинить его.
Вот, грубо говоря, такая ситуация.
Но, поскольку всё таки исходный сигнал был серьезным. Он был передан Правительству. Правительство назначило Правительственную комиссию.
(вопрос Адамовича А. «Кто подал первый сигнал? Они же?»)
Персонал станции. Директор станции.
Вот, я в субботу поехал рано утром к 10 утра в своё министерство на партийно-хозяйственный актив, где выступал наш престарелый Министр среднего машиностроения СЛАВСКИЙ
(вопрос Адамовича А.: «Как его имя, отчество?»)
Ефим Павлович
(вопрос Адамовича А.: «Это был Министр…?»)
среднего машиностроения
(слова Адамовича А.: «среднего, записываю…»)
Так вот, он делал большой доклад, он всегда делал длинные доклады: хвалил атомную энергетику, хвалил себя, хвалил собственное Министерство и вскользь это: "…правда, что там в Чернобыле, вот поступил сигнал, случилось, ну там мы, как обычно, справимся…» – и продолжал свой доклад произошло справимся и продолжал свой доклад. Он сделал доклад. Перерыв. В 12 часов, как сейчас я помню. И во время этого перерыва первый заместитель Славского МЕШКОВ Александр Григорьевич (это его первый зам, который был потом снят с работы вот за эту аварию)
(слава Адамовича А.: «А сам он? Он ушол на пенсию, просто?»)
СЛАВСКИЙ?
(слова Адамовича А.: «Да.»)
Ну, как. Ушли его на пенсию.
(слова Адамовича А.: «Ну, понятно. Ну так, вроде бы.»)
Ну да, так как вроде бы чинно, – ушел без взысканий, – как говорится.
И вот МЕШКОВ Александр Григорьевич подошел ко мне и сказал, что назначена Правительственная комиссия и в состав этой Правительственной комиссии я включён, и, что в 4-ре часа я должен быть на Вонуково, в аэропорту для отлёта.
Глава Правительственной комиссии, Борис Евдокимович ЩЕРБИНА.
Я тут же вскочил в машину, поехал в Институт, нашел специалистов по этому типу реакторов. (повторяю, что сам я, ведь не реакторщик, хотя вроде бы первый заместитель директора Института. Но. Институт-то громадный: там и термояд и ядерная физика и разделение изотопов и применение изотопов, и радиохимия, и Чёрт и дьявол.
В мои обязанности входила химическая физика и разделение изотопов и веществ, а также использование ядерной энергетики в народном хозяйстве вот в виде изотопов или чего другого. Отделение-то у меня самое маленькое. Поэтому меня Анатолий Петрович видимо и назначил первым замом, что бы у меня не было корысти ресурсы тащить на какие-то свои задачи. Я среди «гигантов» там, среди реакторщиков, термоядерщиков, был самым маленьким, так сказать, хозяйчиком. Вот поэтому он меня по управленческим делам, по владению ресурсами, он назначил меня первым заместителем, я им и многие годы работал. Я так думаю, что из этих соображений, может быть у него и другие соображения были).
Ну вот, я позвал специалистов с чертежами реактора со всей информацией, которую можно было успеть собрать. Конечно, я представлял себе конструкцию этого реактора, но не так детально как надо было бы члену Правительственной комиссии, скажем, в такой чрезвычайной ситуации.
Всё что мог с собой забрал и в 4-ре я был на аэродроме. ЩЕРБИНА в это время был вне Москвы, где-то находился за пределами столицы, проводил какое-то мероприятие. Мы его подождали. Он появился. Взглянул на состав Правительственной комиссии (состав этой первой комиссии назову, если нужно) и мы вылетели в Киев.
По дороге я Щербине рассказывал историю аварии в «Три-май-айлен», подробно. Вот что я в полёте делал, я ему рассказывал что было в «Три-Май-Айленд» в Америке, какие там события происходили, какие мероприятия.
