Людвик Свобода - От Бузулука до Праги
С командно-наблюдательного пункта командир советской танковой бригады следил в бинокль за развернувшейся на откосе борьбой. Две юные чешки были готовы пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти русских, находившихся в опасности. Одна из девушек упала, вторая быстро помогла ей подняться. Кажется, все в порядке... Вражеские снаряды и мины ложились рядом. Девушки склонились над ранеными. В такие моменты минуты кажутся часами. Советские артиллеристы ударили по врагу - огонь противника ослаб. Хорошо, что то место, где лежат раненые, находится вне предела досягаемости пулеметного огня врага.
- Смотрите, там девушки! - Это все, что мог произнести удивленный командир танковой бригады. Бинокль заметно дрожал в его судорожно сжатых пальцах, когда он увидел, как две маленькие фигурки потащили за собой двух раненых советских танкистов.
Наконец, все четверо скрылись в кустарнике. Из груди советского командира вырывается вздох облегчения. Раненые спасены, и сами девушки невредимы. Они получили много благодарностей, их представили к награде... "За что? Что особенного мы сделали? Мы поступили так, как должны были поступить. Мы не могли оставить их там. Их или убили бы, или они умерли бы от потери крови".
И вот теперь эти самые девушки и их подруги снова за работой. Они ходят из дома в дом, подбадривают воинов, ухаживают за больными. Интересно, что бы сказал министр обороны господин Ингр, если бы увидел все это. Возможно, в соответствии с каким-либо параграфом он запретил бы нашим санитаркам спасать раненых советских воинов. Ведь он всегда твердил, что на территории СССР должна существовать лишь символическая чехословацкая воинская часть. И, однако, все мы, чехословацкие солдаты и офицеры, девушки и парни, женщины и мужчины, находимся здесь не символически, а воюем на фронте. Советская Армия, господин министр, идет на огромные жертвы и проливает кровь за нас, за растерзанную и замученную Чехословакию не символически, а в тяжелых боях и сражениях.
Отдых окончен. Я приказал готовиться к выступлению. Сани пришлось бросить: по весенней распутице на них не проедешь. Начальник штаба надпоручик Рытирж построил батальон в походную колонну. Ротный Эрбан остался с обозом в лесу у Лизогубовки. С ним - больные и раненые, боеприпасы и снаряжение. Батальон должен идти налегке, чтобы быстрее совершить переход к Северному Донцу через Терновое, расположенное на реке Уды.
- Раздобудь какой-нибудь транспорт и догоняй батальон! Нужно ли тебе чего-нибудь? - спросил я Эрбана.
- Нет, ничего не нужно.
- Ну, пока.
С Эрбаном были просветитель четарж Ян Мареш и санитарка Аничка Бенешова.
В этот день меня вызвал командующий 3-й танковой армией генерал Рыбалко. Оставив за себя капитана Ломского, я с несколькими автоматчиками отправился в путь.
Батальон выступил, но через несколько часов со стороны Харькова послышался рокот моторов. Он нарастал. Прогремели первые выстрелы советских артиллерийских батарей, расположенных на опушке леса у Лизогубовки. Харьков пока в руках советских войск, хотя около 100 фашистских танков прорвались к северу от города и около 40 из них приближались к Чугуеву. Они перерезали железную дорогу между Терновым и Чугуевом и на большой скорости двигались к Северному Донцу и к лесу юго-западнее Чугуева.
От основной танковой колонны противника отделились 10 или 12 танков и вышли в район между Лизогубовкой и Терновым. Обстановка сложилась нелегкая. Фактически батальон был разделен на четыре части: я и сопровождающие меня автоматчики направлялись к командующему 3-й танковой армией генералу Рыбалко; обоз остался в лесу у Лизогубовки; три транспорта с ранеными - в Харькове; а главные силы батальона только что подошли к Терновому.
Спокойствие, короткие и быстрые приказы капитана Ломского подбадривали уставших воинов. Паники или уныния и следа нет. Наоборот, все готовы к бою. В недавних боях наши воины на собственном опыте убедились, что фашистские танки уязвимы. С наступлением темноты главные силы батальона в полном порядке переправились через реку Уды и вышли из района, где им грозило окружение.
В лесу у Лизогубовки вместе с обозом находились поврежденные штабные машины. Когда вражеские танки подошли уже совсем близко к Лизогубовке, наши воины не растерялись; они достали из штабных ящиков все наиболее важные бумаги, прежде всего списки личного состава батальона. Нетрудно представить себе, что бы произошло, если бы эти списки попали в руки гестаповцев. В Чехословакии родственники, знакомые, товарищи наших воинов подверглись бы арестам, допросам, пыткам, казням... Все, что можно было унести, воины решили взять с собой, а остальное - уничтожить.
На глазах чехословацких воинов, оставшихся в лесу у Лизогубовки, в неравном бою с фашистскими танками на опушке геройски погиб весь личной состав советской артиллерийской батареи. Теперь вражеские танки с автоматчиками устремились в сторону Лизогубовки, куда двигались и наши бойцы. Другой дороги не было. Танки остановились за ее поворотом, а автоматчики стали "прочесывать" Лизогубовку с севера на юг. Наши не могли пробираться оврагом: этим путем было бы невозможно провести больных и раненых. И они решили идти селом, соблюдая крайнюю осторожность. Получилось, что по одной улице Лизогубовки шли наши, а по другой - гитлеровцы. И все же наши воины сумели пройти незамеченными. На следующий день они соединились с главными силами батальона в Скрипаи, на другом берегу Северного Донца. Сюда же от командующего 3-й танковой армией возвратился и я. Теперь мы снова были все вместе, кроме тяжелораненых, которые как раз в это время спешно покидали Харьков. Ценой огромных потерь врагу еще раз удалось захватить на короткий срок разрушенный город.
Группу чехословацких раненых, находившихся в это время в Харькове, вывел Антонин Сохор, раненный в руку. Не все тогда спаслись; многие погибли в харьковской больнице или на улицах города.
Эрик Фрешл, тяжело раненный в ногу, не смог уйти вместе с другими, но и не сдался врагу. Последняя пуля для себя - таков был железный закон для каждого чехословацкого воина на Восточном фронте. Так поступил и молодой коммунист Эрик Фрешл. Он не помнил отца, вырос сиротой, с мальчишеских лет жил и боролся за светлое будущее молодых рабочих и студентов. Еще юношей Эрик Фрешл вступил в комсомол, затем стал членом партии. Фрешл обладал незаурядным талантом журналиста и писателя. Находясь на службе в домюнхенской армии, этот замечательный человек до конца службы оставался рядовым - для него не нашлось даже должности командира отделения. Видимо, потому что он был коммунистом.
В мае 1939 года Фрешл как политический эмигрант прибыл в Катовицы. 1 сентября он с группой товарищей двинулся на восток. Эту группу вел через разбитую и горящую Польшу врач Энгель. В Советском Союзе Эрик Фрешл работал в совхозе. День 22 июня 1941 года застал его на педагогических курсах, он преподавал немецкий язык. В то время он жил и работал в Ахтубе. Там у него была семья - жена Анежка и маленький сын, после освобождения трагически погибший в волнах Тиссы. В феврале 1942 года Эрик Фрешл одним из первых прибыл в Бузулук. И вот теперь его нет в живых. Погиб один из самых лучших, самых мужественных воинов и командиров, участвовавших в бою за Соколово.
