Александр Колпакиди - Суперфрау из ГРУ
— Не стоит беспокоиться по пустякам, — возразила Урсула. — Я себя прекрасно чувствую.
Начальник не стал настаивать, и разговор перешел на работу в Мукдене. На многочисленные вопросы о Рольфе Урсула отвечала с жаром, восторженно рассказывая о действиях своего фактически бывшего мужа. Туманян на несколько мгновений замолчал, а потом предложил:
— Не согласишься ли ты отправиться работать в Польшу — с Рольфом?
Урсула на мгновение опешила — она ожидала всего, чего угодно, но не этого. Что делать? Она не могла требовать от Рольфа, чтобы он, после всего, что было, жил с ней под одной крышей, да и сама она этого не хотела. С прошлым было покончено. Несмотря на неважное самочувствие, она не чувствовала себя беспомощной и зависимой от других. Не боялась она и того, что придется в одиночку справляться с порученным делом. Немецких эмигрантов и разделенных семей в Европе было предостаточно. Она могла поехать в Польшу и одна. С другой стороны, Рольф с его профессией он в состоянии был предложить ей солидное легальное положение. А для него, впервые работающего по заданию Центра, лучше будет, если рядом окажется кто-то близкий, кто хорошо его знает. Она задумалась так глубоко, что не сразу услышала голос Туманяна.
— В чем дело? — удивленно спрашивал он? — Разве ты не рада? Ты ведь всегда была против развода…
«Особенно теперь, когда я ношу чужого ребенка! — усмехнулась она про себя. — Ах да, откуда ему знать о ребенке? Мы же с Иоганном не отчитывались о наших отношениях. С его стороны это предложение как нельзя более гуманно и логично…
— Я готова ехать в Польшу, — наконец, выдавила она. — А Рольф… пусть этот вопрос он решит сам.
Рольф решил его просто.
— Я же сказал, что не оставлю тебя до тех пор, пока ребенок не появится на свет, — сказал он. Урсуле оставалось только дивиться благородству мужа. Она вспоминала, как безропотно отпустил ее Иоганн…
Для работы Рольф казался просто находкой. Кроме профессии и безупречной репутации, он обладал еще и редким обаянием. Появляясь в обществе, он импонировал всем своей безукоризненной вежливостью, особенно по отношению к женщинам. В результате перед ним радушно распахивались многие двери. Правда, в политике он был, все-таки, еще очень наивен. Кроме того, Урсула опасалась, что для разведработы Рольф слишком мягок. Однако время показало, что она ошибалась в такой оценке своего бывшего мужа. Его мягкость нисколько ему не мешала. Он умел выполнять опасные дела без нервозности и суеты, не теряя головы в самых сложных ситуациях, в которых начинали паниковать гораздо более опытные и закаленные люди.
Итак, этот вопрос был решен. В Польшу они ехали вместе.
Последним визитом в Москве стало посещение радиошколы. Из тех, кого она знала, там оставался только Марек. Затем они с Мишей отправились в Ленинград и оттуда пароходом за пять дней добрались до Англии.
Родители встречали их в лондонском порту. С отцом, братом и сестрами Урсула не виделась пять лет, но между ними сразу же установились прежние сердечные отношения. Рената, самая младшая сестренка, в свои двенадцать лет уже казалась убежденной коммунисткой. Сабина, которой исполнилось семнадцать, казалась кроткой, чем выгодно отличалась от остальных сестер. Одна из всех, она унаследовала мамину красоту, остальным в этом смысле повезло меньше. «И меньше всех — мне», — думала Урсула, глядя на сестренку. Бывшая Рева в свои двадцать три года была честолюбивой умницей, преисполненной сознания долга. Бригитта получила в Швейцарии степень доктора исторических наук и, как всегда, с величайшим прилежанием и энтузиазмом относилась к своей работе. В 1936 году она вышла замуж и теперь носила фамилию Льюис.
Юрген с женой и ребенком также жили теперь в Лондоне. Юрген к тому времени стал руководителем партийной организации КПГ, в которой состояли немецкие эмигранты, проживающие в Англии, продолжал писать книги и статьи по экономике и истории рабочего движения в Германии. «Так вот какая она, моя теперешняя «родина» — думала Урсула, оглядывая сумрачный город.
По сравнению с виллой на Шлахтензее, с множеством комнат и большим, спускающимся к озеру садом, три комнаты родителей в северо-западном районе Лондона выглядели убого. Вся семья тосковала по дому, в котором родились и выросли дети, по привычному ландшафту, естественно, тосковали и родители, но они не придавали слишком большого значения материальной стороне жизни. Впрочем, и эта лондонская квартира уже приобрела особую атмосферу благодаря научной работе отца: на письменном столе Рене Роберта Кучински навалом лежали тысячи белых листов бумаги, исписанных его мелким ровным почерком. На стенах, свободных от отцовских книжных полок, висели мамины картины и рисунки. Мама кулинарничала, хотя по-прежнему не бросала свою живопись, и кухня своим богемным беспорядком напоминала ее студию в доме на Шлахтензее.
Каждое воскресенье собиралась вся семья, увеличившаяся за счет зятьев и внуков. Иногда за обеденный стол садилось двенадцать человек. Урсула, со свойственным ей юмором, так описывает обстановку этих семейных сборищ. «Будущие мужья младших сестер, вероятно, не сразу привыкли к семейным воскресным трапезам. Чужак-зять наталкивался на тесно сплоченный семейный клан, который вдруг расступался, принимая его в свои ряды. Шутки и остроты носились в воздухе, как стрелы. Быть может, и зять хотел изречь что-нибудь остроумное и таким образом добиться признания. Но куда там! Разве были у бедняги шансы вставить хоть словечко при таких бешеных темпах? Пока он еще смеялся над последним каламбуром, остальные уже слушали отцовские умные слова, вокруг которых завязывался оживленный спор. Его также наверняка потрясала непочтительность этих шестерых детей к своей матери, пока до него не доходило, что непочтительность эта была любовной и уважительной. Только мама пыталась предложить зятю нормальную застольную беседу. Сестры же считали, что новичок быстрее всего научится плавать, если бесцеремонно бросить его в водоворот семейного общения».[16]
В Англию вместе с семьей приехала и Лиза Брокен, которую они с детства прозвали Олло, любимая няня Урсулы и ее сестер. Когда к власти пришел гитлеровский фашизм и на Шлахтензее начались обыски, она держалась мужественно и сохранила верность семье. После эмиграции Олло не могла примириться с мыслью о разлуке и последовала за ними.
Во время одной из таких трапез, выбрав момент, когда почти все склонились над своими тарелками, Урсула неожиданно, в тишине произнесла:
— А у меня будет еще один ребенок!
Застигнутые врасплох, родители и сестры некоторое время не произносили ни слова. Потом младшие начали смеяться, а старшие поздравлять. У Урсулы мелькнула горькая мысль, что она отчасти обманывает своих близких. Но всеобщий восторг избавил ее от необходимости лгать — каждый считал отцом ребенка Рольфа. И только вечером, сидя вдвоем с Юргеном, Урсула призналась брату: