Любовь Скорик - Произведения
Нет, знаете, сама я ещё как-то до конца не осознала. Пока всё вроде как во сне — смутно и туманно. Уж слишком резкий переход от трагического к комическому. Я ведь была уверена в самом худом. Потому и не сказала никому, что в больницу ложусь. Вы, конечно же, заметили, что у меня ни разу никто не был. Для мужа я сейчас — с театром на гастролях. А для всех других — с мужем в командировке. Я ведь частенько с ним езжу, не люблю одного отпускать. Скороварку с собою вожу, кофеварку. Домашнее ему готовлю, чтобы столовским не травился. Так что я сейчас — с ним в Омске и одновременно — с театром на Алтае. Кстати, барнаульский поезд с артистами (значит, и со мной — тоже) прибывает завтра раным-рано. Муженёк мой это знает и, конечно же, сразу примется мне из своего Омска названивать. Я должна ему в красках взахлёб расписывать наши алтайские гастроли.
Из данного расклада следует, что мне просто необходимо сегодня отсюда сбежать. Ждать понедельника не буду, всяческие врачебные выписки мне ни к чему. Так что уж сделайте милость — не выдавайте меня здесь до понедельника: гуляет, мол, где-то здесь, поди в мужскую палату завихрилась. Спасибо вам заранее! И вообще…
Господи, как неловко! Сколько на вас вылила! Уж простите, Бога ради! Честное слово, не понимаю, как всё так вышло. Вот уж чего от себя не ожидала. Накатило — такой, значит, момент грянул. Не дай вам Бог даже похожего. Простите меня и постарайтесь как-нибудь забыть всё, чем я вас тут изводила. Понимаю: такое, конечно, забудется не вдруг. Но вы уж постарайтесь! Мне ведь и самой придётся пыжиться изо всех сил, чтобы не проговориться как-нибудь ненароком. Тут главное — не вспоминать про белую обезьяну… Не знаете? Шикарный анекдот, ужасно смешной. Меня сегодня всё на комическое заносит. От радости распирает, через край перехлёстывает. Но анекдот и впрямь хорош. Слушайте.
Ну, значит, так. Приводит тебя всесильный маг-волшебник в свою колдовскую комнату и говорит: "Проведёшь здесь ночь — любое твое желание исполнится, даже самое-самое". В комнате тепло, светло, диван мягкий. Хоть спи, хоть так сиди. Желание только загадать не забудь — и всё. И когда ты уже на диванчике устроился и даже слегка задремал, дверь приоткрывается и маг между прочим добавляет: "Да, чуть не забыл — есть одно условие. Так, ерунда, пустяковина. За всю ночь тебе нельзя вспоминать про белую обезьяну. Ни разу! Ни в коем случае!" А утром с укоризной качает головой: "Слушай, ну на кой сдалась тебе эта самая белая обезьяна?! Что, тебе не о чем было больше думать, что ли? А теперь уж — не обессудь: какое же исполнение желаний? Ну, знаешь, сам виноват. Предупреждал же тебя!"
Очень смешно, правда? Так вот у меня теперь тоже одна-единственная задача: напрочь забыть про эту самую обезьяну. Никогда и ни за что, ну вот ни разочка не вспомнить её, проклятую! И вы тоже уж как-нибудь постарайтесь про неё не думать. Ну на что, спрашивается, сдалась вам эта дурацкая обезьяна? К тому же ещё и белая — выродок какой-то… А в театр вы больше не ходите — глупая, ей-богу, забава, ребячество! Но если всё же придёте когда-то, не узнавайте меня, пожалуйста! Мне так будет проще. Да и вам — тоже…
ХХХ
— Ну, Нин Васильна, да не отдавала я этой рыжей лахудре ничего, ей-богу, не отдавала! Вот же они, эти бумажки, все до единой. Только прочитала она — и всё. Сказала — вы разрешили. Откуда я знала…
— Хватит! Уходи от греха подальше! Господи, с кем приходится работать! Ведь за бутылку не то что анализ — себя с потрохами продадут! Выгнать бы всех к чёртовой матери! Да где других-то взять?.. А зря ваша подруга так решила, зря! Третья стадия — ещё не последняя. Могла бы сколько-нибудь пожить. Конечно, тут мужество необходимо, терпение. А эта её расписка, отказ от лечения — минутная слабость, позиция страуса. Вот когда припрёт, когда боли начнутся, — прибежит, конечно, умолять станет. Но тогда-то уж точно будет поздно…
ХХХ
— Из массовки, говорите? Рыженькая? Маргарита Ив… а, Рита! Нет, не уехала. И не уволилась. Похоронили мы её, почти уж полгода как. Да, да, представьте себе! Нелепейший, знаете ли, случай. Кофе варила. А перед тем, видать, чуток выпила. Бутылка из-под шампанского рядом стояла. Ну и уснула в кресле. Кофе сплыл, огонь загасил, а газ-то шёл. Ну, и — всё! Так и не проснулась, да!..
Нарочно?! Да что вы! Ни-ка-ких причин. Абсолютно счастливая женщина. Всё было: муж на руках носил, работа — в удовольствие, квартира, машина… Нет, нет, "нарочно" категорически отпадает! А что — "здоровье"? Всем бы такое! В прошлом году нас чуть не под конвоем на профосмотр отправили — так у неё, представляете, даже карточки в поликлинике не оказалось. Нет, здоровье здесь ни при чём. Ядрёная была баба, в полном соку. И нервы — стальные. Ничем из себя было не вывести. На поминках вспоминали: представляете, оказалось — ни с кем никогда не поссорилась. Это в театре-то! Вечно была с улыбкой. Говорят, это — свойство всех ярко-рыжих. Солнечные люди!..
Для театра? М-м, ну как вам сказать? Человек она была в театральном мире редкий: никому не завидовала, ролей себе не рвала — всё больше в массовках, её это устраивало. Но, если уж честно, — актриса-то она была никакая. Так что, для театра… Но жаль её, очень жаль…
В последнее время? Нет, нет, абсолютно никаких проблем. До самого последнего дня была — как всегда. Спокойная, весёлая. Смеялась много. Анекдоты любила рассказывать. Знала их массу. Один — ну просто блеск! Про белую обезьяну…
Браво, Рита, браво!
Ко Христову дню
Наконец-то в жизни Игнатьича свершилось великое событие: он купил моторку. Сколько помнил себя — всё мечтал об этом. Много чего ему хотелось в жизни, порой хотелось жгуче, неодолимо. Не все, нет, не все желания сбылись. Немало их осталось лишь в задумках. Но сейчас, по прошествии лет, все они кажутся ему мелкими, нестоящими. Все, кроме этой. Лишь эту свою мечту он пронёс из детства нетронутой, неколебимой.
Пронёс через все соблазны юности: охоту, рыбалку, рано настигшее его увлечение всякой техникой. В армии мечта его выдержала самoе трудное испытание. Солдатская служба Игнатьича прошла в авиации. И хоть самолёты ему водить не довелось (был он всего лишь наземным механиком), но там совсем нехитро было заболеть небом. Однако он даже в ту пору ни разу не увидел себя во сне летящим средь облаков. По-прежнему самыми его счастливыми были сны, в которых мчал он на своей будущей моторке по неширокой их речке Инюшке. А мимо убегали назад близкие берега, чудесным образом убранные разом и дурманящим цветом черёмух, и алостью спелых рябин, и даже синеватыми снеговыми шапками сосен.
