Александр Ефимов - Над полем боя
Само собой понятно, вышестоящий штаб требовал из полков быстрой информации о той или иной тактической новинке. Но ведь нельзя формально относиться к таким документам, которые писались кровью летчиков. Поэтому и приходилось в каждой эскадрилье изобретать "свой велосипед". В штабе дивизии тоже не всегда творчески подходили к обобщению лучшего боевого опыта. Иные товарищи исполняли роль простых регистраторов фактов, редко бывали в боевых подразделениях.
У нас в эскадрилье, например, была заведена хорошо зарекомендовавшая себя практика: при полете к цели на средних высотах ниже группы и на некотором удалении от нее посылалась пара штурмовиков. Противник обычно набрасывался на основную группу и тут же сам становился мишенью для летевших сзади наших пилотов. Боевой порядок оказался стоящим, но в остальных полках дивизии он был принят на вооружение далеко не сразу.
В ту пору много хороших слов было сказано у нас о Герое Советского Союза старшем лейтенанте Николае Оловянникове. Он со своей группой один из первых в дивизии освоил полеты на предельно малых высотах. Трудность такого полета заключалась в том, что летчику весьма сложно вести визуальную ориентировку из-за быстрого углового перемещения. А малейшее неверное движение могло привести к столкновению с землей.
Но велика была и выгода. В таком полете, достигалась полная тактическая внезапность. У гитлеровцев уже не было необходимых секунд, чтобы скрыться от разящего штурмового удара или изготовиться к отражению его. Используя предельно малую высоту, группа Оловянникова разгромила на дороге Голубовка Борисовка смешанную колонну, состоящую из танков, артиллерийских тягачей и автомашин с боеприпасами. Штурмовики пронеслись над ошеломленным противником, как огненный смерч, оставив после себя исковерканную технику и обугленные трупы гитлеровцев.
В другом полете Оловянников и его ведомые взорвали железнодорожный мост и двух километрах севернее Борисовки. Удар был таким внезапным, что гитлеровские зенитчики даже не успели занять места возле своих орудий. Нам, летчикам, импонировала лихость Николая Оловянникова, помноженная на высший класс в боевой работе.
На таких вот примерах летного и тактического мастерства, героизма учились многие наши летчики, овладевали трудной наукой побеждать. А победы, к сожалению, нам доставались не без потерь.
Третьего августа 1943 года двенадцать самолетов нашего полка в составе двух групп вылетели с аэродрома Двоевка под Вязьмой для нанесения удара по эшелонам противника на станции Ярцево. Экипажи пролетели в стороне от объекта и ушли дальше на запад, а потом, развернувшись на цель, встали в круг.
Летчики атаковали стоящие под парами эшелоны. Сначала они сбросили бомбы, а во втором и третьем заходах стали обстреливать их эрэсами, из пушек и пулеметов. Увлекшись атакой, лейтенант Петров вырвал штурмовик из пикирования над самыми крышами вагонов и недопустимо близко подошел к своему ведущему. Чтобы не столкнуться, летчик резко отвалил от оборонительного круга и оказался без прикрытия. Взволнованный боем, удачно исправив свою оплошность, Петров позволил себе на секунду расслабиться и тут же оказался атакованным.
Фашистский истребитель бросился на отбившийся от строя штурмовик. "Откуда он взялся?" - только и успел подумать Славушка, как по самолету ударила пулеметная очередь. Тяжело ранило летчика. Из кисти правой руки фонтаном хлестала кровь.
Лейтенант Петров попытался вернуть поврежденный самолет назад, к кругу штурмовиков, из которого он так неосмотрительно вышел. Но тут последовала вторая атака, и снова огненная струя с близкого расстояния ударила по штурмовику. Самолет перестал слушаться летчика.
- Прыгай! - только успел крикнуть Петров воздушному стрелку.
Тот выполнил приказ. Оставшись один, тяжело раненный летчик не потерял присутствия духа и продолжал бороться за жизнь. Перед самой землей он все-таки вырвал машину из смертельного пике. Успел даже выключить зажигание, но посадка на фюзеляж получилась грубой. Ударившись головой о прицел, летчик потерял сознание.
Пришел в себя Славушка под вечер. Лежал он возле разбитого штурмовика. Кто-то вытащил летчика из кабины. Шлемофона на нем не оказалось. С гимнастерки были сорваны погоны. Карманы - вывернуты. Сняты сапоги.
- Мародеры проклятые! Фашистская нечисть! - выругался Славушка.
Он размотал уцелевшую портянку и как можно туже перевязал разбитую кисть правой руки. На перевязку ушли последние силы. Весь в холодном поту, лейтенант откинулся на спину. На фоне вечернего неба Славушка увидел стволы орудий. Он, оказывается, упал неподалеку от огневых позиций гитлеровской зенитной батареи. Летчик слышал отрывистую немецкую речь. Значит, эти зенитчики вытащили его из кабины штурмовика и обокрали. А не пленили лишь потому, что посчитали мертвым.
Все это Славушка сообразил, пока лежал, набираясь сил. Он решил отползти подальше от батареи. Не прополз и метра, как под ним предательски треснул сучок.
- Хальт! - раздался вдруг гортанный голос. Выстрелов из автомата Петров не слышал, но что-то сильно толкнуло его в плечо. Еще раз раненный, он кое-как добрался до кустарника.
Фашисты между тем, не найдя убитого возле упавшего самолета, поняли, что советский летчик жив. Они обшарили местность, но так и не обнаружили притаившегося Славушку.
Двое суток без воды и пищи пролежал Петров в зарослях. Раненое плечо распухло. Кисть посинела, а вверх по руке пошли красные полосы. "Плохи дела, подумал летчик, - гангреной пахнет!" Он то бредил, то приходил в себя. Жажда стала нестерпимой, и Петров, не дождавшись сумерек, двинулся на поиски воды.
Только выбрался из кустарника, как его увидел здоровенный верзила гитлеровец.
- Ком! Хир руссише флигер! - заорал он своим.
На Петрова навалились пятеро. Связали, бросили в кузов автомашины и отвезли к себе на аэродром. Там раненого привели к гитлеровским асам из какой-то особой эскадры.
О существовании этого фашистского аэродрома под Ярцево не имели понятия ни у нас в полку, ни в дивизии. Проморгала разведка. А в результате мы понесли неоправданные потери. За два наших боевых вылета на Ярцево было сбито восемь штурмовиков.
Лейтенант Петров узнал об этом из хвастливого признания фашистов. Пьяный гитлеровский ас, перевирая буквы, читал по списку фамилии наших погибших летчиков:
- Ми-ха-иль За-ха-роф, Ми-ха-иль Крю-ков-ский, Бу-гай-цефф...
Однако, встретив ненавидящий взгляд советского летчика, гитлеровец перестал читать и махнул рукой. Что означал этот жест, Петров не понял: то ли просто увести, то ли увести и расстрелять?
