Александр Ефимов - Над полем боя
Мы, конечно, знали, что в этом районе много войск противника, но их трудно было найти. Гитлеровцы затаились в ожидании спасительной темноты, чтобы продолжить отход на запад.
- Командир, справа дорога! - предупредил меня сержант Добров.
- Сейчас проверим, куда она ведет, - отвечаю своему стрелку.
Резко выполняю правый разворот. Желтыми квадратами полей дыбится земля. Ложусь на новый курс и опять слышу голос Доброва:
- Самолеты в орешнике!.. Фашистский аэродром!
Наша шестерка проносится над летным полем, расположившимся у железной дороги возле станции Нарышкино.
Два гитлеровских истребителя начинают выруливать на старт для взлета. Если они успеют подняться в воздух, нам придется туго. Хорошо бы обстрелять их, но нет твердой гарантии, что попаду. Слишком неподходящий ракурс. Бросить одну бомбу - тоже, пожалуй, мало. Эх, была не была! Сбрасываю все четыре "сотки". Срываясь с замков-держателей, они летят вниз по параболе. Накроют "мессеров" или нет?..
По нас уже бьют зенитки. Огненные трассы "эрликонов" в разных направлениях полосуют небо. Как мгновенно изменилась обстановка! До изнурения однообразный полет вдруг сменился ожесточенной пальбой зениток. Вот тебе и идиллия!
Как же все-таки долго летят до земли бомбы! Томительными кажутся секунды ожидания...
- Есть, командир! - докладывает сержант Добров.
По тону воздушного стрелка догадываюсь, что бомбы накрыли цель. Точный удар по стоянке нанесли и ведомые. Уничтожено несколько самолетов, подавлена зенитная батарея. Однако радость была преждевременной. Откуда-то появились четыре "мессера".
В условиях быстро меняющейся воздушной обстановки часто случалось, что за успехами, удачами иной раз следовали тяжелые бои, а то и поражения. Так было и в тот раз: пока долетели обратно до линии фронта, трижды пришлось становиться в оборонительный круг и отбиваться от наседавших "мессеров".
- Нечем стрелять, командир! -доложил Добров.
- Экономить надо было! - укоряю стрелка.
Но и у меня снаряды на исходе, а фашисты, как очумелые, бросаются в атаку. Хорошо, что у ведомых сохранился боезапас.
У Николая Киселева самолет весь в пробоинах. На такой машине нелегко держаться в строю. Но что сделаешь, группе тоже стало сложнее маневрировать. Я знаю, как трудно Киселеву крутить замысловатую карусель, перекладывая подбитый штурмовик из крена в крен, поэтому время от времени перед резким маневром стараюсь подбодрить его: "Держись, Коля!" И он все-таки не отстал от группы.
Мы возвратились на свой аэродром с хорошим настроением. Вылет не был бесцельным. Потом, когда наши наземные войска освободят этот район, станет известно, во что обошлась гитлеровцам наша штурмовка. Кто увидит обломки фашистских самолетов и остовы сгоревших автомашин, может быть, вспомнит летчиков добрым словом.
- Повезло второй эскадрилье! - высказался кто-то в полку но поводу этого вылета.
- Думаю, что дело тут не в везении. Успех обеспечили умение летчиков, их тактика. В конечном счете эти факторы определяют в каждом конкретном случае быть или не быть победе, - так расценил на разборе полетов наши действия командир полка.
О везении, о боевой фортуне, с одной стороны, и об умении, с другой, уже много раз мы говорили. И все-таки этот вопрос продолжал волновать летчиков. Была ли в боевых удачах какая-то закономерность? Конечно была. Везло обычно тем, кто проявлял в бою смелость и инициативу, основанную на умении, на отличном знании техники, ее боевых возможностей. Правда, не всегда это сразу бросалось в глаза. Однако, кто умел анализировать свои действия, тот скоро убеждался, что победа в воздухе - это результат предшествующего полету напряженного и целеустремленного труда.
Командир звена из братской эскадрильи старший лейтенант Сергей Дроздов со своими ведомыми уничтожил на железнодорожной станции Ножда хорошо прикрытый зенитной артиллерией вражеский эшелон.
Мы, конечно, знали Сергея как отчаянного летчика, всегда готового пойти на любой риск. Но риск его обычно основывался на трезвом расчете, расчет же рождался предварительной подготовкой к полету. Воспитанник московского аэроклуба, токарь одного из машиностроительных заводов столицы, Дроздов добровольно пошел воевать с фашистами, стал летчиком-штурмовиком. Удивительно светлыми были все устремления Сергея. "Раз враг напал на нашу страну, значит, его надо бить, беспощадно уничтожать, - рассуждал Дроздов. - Уже поднялась та народная дубина, - объяснял он летчикам, - которая размозжит голову фашистскому зверю. Только нам надо крепче держать в руках свое оружие, смело и храбро бить гитлеровских бандитов".
Однажды самолет старшего лейтенанта Дроздова был сильно поврежден огнем зениток над целью. На обратном маршруте плохо управляемая машина подверглась атакам вражеских истребителей. Те решили, что советский штурмовик станет их легкой добычей.
Но Дроздов дрался до конца и пошел на таран. Крылом он отрубил хвостовое оперение истребителя противника. Фашистский самолет вошел в пикирование и при ударе о землю взорвался. Однако гитлеровец успел выброситься с парашютом. Сергей тоже покинул машину. После резкого толчка он машинально посмотрел на купол парашюта и увидел чуть выше себя фашистского летчика. Видно было, как немец подтягивал стропы, пытаясь скольжением отойти от Дроздова и побыстрее приземлиться. Выхватив пистолет, Сергей открыл огонь по фашисту. В ту же секунду последовал сильный удар о землю. Не устояв на ногах, Дроздов повалился на бок. В тридцати метрах от него приземлился фашист. Он отстегнул лямки парашюта и бросился к лесу. Однако выстрел Дроздова остановил гитлеровца и заставил поднять руки. Таким был наш Сережа.
Упомянул я о действиях группы старшего лейтенанта Дроздова над станцией Ножда и задумался. Все-таки надо признать, что из-за халатности отдельных офицеров штаба информацию об успешной боевой работе наших лучших экипажей мы порой получали с запозданием да еще в искаженном виде, и этакой обтекаемой форме. Вот это донесение: "Благодаря умелому маневрированию группа штурмовиков во главе со старшим лейтенантом Дроздовым уничтожила вражеский эшелон". Попробуй разберись, как товарищи строили маневр. Может быть (и это наверняка!), успех был обеспечен не только маневром... А тут написал, что победа достигнута благодаря умелому маневрированию, и точка. Подобные донесения зачастую вызывали улыбки у летчиков.
Само собой понятно, вышестоящий штаб требовал из полков быстрой информации о той или иной тактической новинке. Но ведь нельзя формально относиться к таким документам, которые писались кровью летчиков. Поэтому и приходилось в каждой эскадрилье изобретать "свой велосипед". В штабе дивизии тоже не всегда творчески подходили к обобщению лучшего боевого опыта. Иные товарищи исполняли роль простых регистраторов фактов, редко бывали в боевых подразделениях.
