Александр Никонов - Наполеон. Попытка № 2
Но и это еще не конец истории. Прошло почти двадцать лет. И уже будучи в ссылке на Святой Елене, Наполеон перед смертью включил в свое завещание вдову Мюирона. Он не знал, жива ли она, поэтому написал так: «Завещаю 100 000 франков вдове, сыну или внуку адъютанта, убитого возле меня под Арколе и защитившему меня своим телом».
А вот пример иной эпистолы: «Ваше управление Ломбардией доказало мне, насколько вы нечестны и как любите деньги, но я не знал, что вы еще и подлец. Выходите в отставку и не показывайтесь мне больше на глаза».
Письмо Наполеона по инстанции о проворовавшемся генерале: «Я отрешил Солиньяка от должности. Вы объявите ему об отставке и о том, что император, не желая прибегать к крайним мерам, не станет его преследовать, если сумма эта вскоре будет внесена в полковую кассу, но если генерал Солиньяк промедлит с исполнением, то будет предан военной комиссии за присвоение отпущенных на содержание и награды солдат сумм…»
Или вот: «Напишите генералу Гарданну, что ко мне поступили жалобы на то, что он притесняет жителей. Пусть он держит себя с подобающим достоинством, и чтобы я более не слыхал никаких жалоб!»
Даже друзей своей юности, вроде Жюно, в случае совершения ими неблаговидных поступков, Наполеон не щадит: «Ваше поведение очень огорчило меня. Вы обошлись с префектом так, как будто он был капралом вашего гарнизона. Мне непонятно такое отсутствие такта и забвение самого себя. То, что вы сделали, — беспрецедентно».
И касается это не только высшего генералитета: «Напишите капралу Бернода, 13-го линейного, чтобы он перестал пить и вел бы себя получше. Кажется, он получил крест за храбрость. Не следует из-за пьянства лишать его этого креста, но внушите ему, что этим он дискредитирует дарованный ему знак отличия».
Порой Наполеон бывает и более суров. Так, например, в Яффе — там, где сам Бонапарт, не колеблясь, входил в чумные бараки с французскими солдатами, чтобы подбодрить их, — хирург Бойе отказался помогать раненым, боясь заразиться чумой. Наполеон пишет приказ: «Он не достоин звания французского гражданина. Его, одетого женщиной, повезут на осле по улицам Александрии; на спине его будет прикреплен ярлык: „Недостоин быть французским гражданином, ибо трус“».
И уж конечно, Наполеон всячески поддерживает дисциплину в лучшей на тот момент европейской армии — французской. В 1798 году в Египте солдаты украли в частном саду несколько фиников. Наполеон издает приказ: «В присутствии всей гвардии их (провинившихся. — А. Н.) проведут два раза по лагерю; они будут одеты в вывернутые наизнанку мундиры с прикрепленными на виду ветками фиников и ярлыками на груди: „Мародеры“».
Как-то в Италии один из адъютантов потерял наполеоновские депеши. Это очень серьезный проступок! Я бы за такое расстрелял. Но Наполеон требует: «Адъютант Батай потерял мои депеши. Его следует наказать, посадите его на несколько дней под арест. Адъютант может потерять в дороге собственные штаны, но не должен потерять ни доверенных ему писем, ни своей сабли!»
Совершали проступки и министры. Наполеон привел финансы Франции в математическую точность. Финансовая система, которую Наполеон начал отлаживать еще в эпоху консульства, а закончил только в 1807 году, была превосходна, как все, сделанное им. После революционной разрухи Франция буквально воспряла. Причем выздоровление происходило прямо на глазах — если в 1805 году французские банки платили населению 10 % по вкладам, то уже в 1807 году — всего 4 %. Финансовой системе Франции завидовали в других странах. И вот однажды, уехав на очередную войну против очередной европейской коалиции, Наполеон узнал, что его министр финансов вверг Париж в финансовый кризис, допустив огромный провальный займ в 25 миллионов франков. Наполеон был в ярости. Но вместо того, чтобы отдать министра под суд, просто выгнал его, сказав: «Я лишил Марбуа портфеля: он наделал неслыханных вещей, но все же я считаю его честным человеком, подпавшим под влияние мошенников».
Что же касается личных обид и выпадов, то их Наполеон прощал легче всего. Об этом качестве первого консула говорят буквально все, кто его знал. Герцогиня д'Абрантес: «Все, что известно мне о нем, показывает глубину способной прощать обиды души». Герцог де Боссано: «Его доброе от природы сердце постоянно побуждало его к милосердию». Генерал Рапп: «Как ни старался он казаться строгим, природная доброта его всегда одерживала верх. Никто более него не был способен к снисхождению, чувствителен к голосу милосердия». Герцог Винченский: «Наполеон великодушно прощал личные обиды…»
Когда полиция арестовала некоего горожанина за злобную пропаганду против первого консула, Наполеон, узнав об этом, написал: «Отправьте его к министру полиции и прикажите освободить, если за ним не числится ничего другого».
А вот крайне любопытное письмо к Бертье по поводу проштрафившегося генерала Бельяра: «Скажите генералу Бельяру, что вы не передавали мне его письма, что он, вероятно, помешался в то время, как писал его. Будем считать, что из уважения к его прежним заслугам и ради вашей дружбы вы не решились передать мне такие непристойные слова…»
Вот еще один поразительный пример. В 1806 году некий князь Гатцфельд был уличен в шпионаже. Причем уличен благодаря собственному письму. Военный суд приговорил шпиона к смертной казни. За несколько часов до казни жена приговоренного добилась аудиенции у Наполеона. Она рыдала, рассказывала о том, какой хороший человек ее муж, как ей будет трудно жить без него. А когда Наполеон показал ей письмо-улику, наивно подтвердила: «Да, это его почерк». Эта потрясающая наивность, красный нос, слезы. В общем, Наполеону стало жалко эту женщину, и он сказал: «Сударыня, если вы сейчас бросите эту улику в огонь, уже не за что будет казнить вашего мужа». Она тут же швырнула бумагу в камин.
Уже потом, разговаривая с Жозефиной, Наполеон признался ей, почему так поступил. Он сказал, что в тот момент плачущая княгиня напомнила ему Жозефину, и его сердце не выдержало.
…Когда Наполеон был в первой ссылке на острове Эльба и собирался вернуться во Францию, чтобы скинуть Бурбонов и снова взять власть в свои руки, ему донесли, что многие, прежде дружески настроенные люди, отвернулись от него, предали своего императора. И что он будет с ними делать, если ему случится вновь стать императором? «Я не стану никого наказывать, я забуду все…» — сказал Наполеон. И в этом был он весь!
Ему удалось в мае 1815 года (о чем мы еще поговорим) вернуться во Францию из своей островной ссылки и снова взять власть в свои руки на знаменитые Сто дней. Наполеону тут же положили на стол прокламации, подписанные его бывшими префектами и чиновниками, в которых они осуждали Наполеона и присягали на верность королю Людовику XVIII. Прочитав все эти бумаги, Наполеон грустно улыбнулся: «Таковы люди. Над ними можно лишь посмеяться, чтобы не заплакать…»
