Агата Кристи - Расскажи, как живешь
Во дворе под окном Мишель вдруг начинает яростно колотить по капоту «Мэри» кувалдой, и мой собеседник пулей вылетает во двор, чтобы его усмирить.
Пришла отчаянная жара, и Кочка снимает с себя все что можно. Макс же, следуя примеру местных, напяливает не только рубашку с длинными рукавами, но даже свою толстую твидовую куртку, застегнув ее до самого подбородка, — и, похоже, солнце ему нипочем!
А Мак — все тому свидетели! — даже не загорел.
Приближается великий и ужасный День Дележки. В конце сезона директор Департамента древностей приедет сам или пришлет своих представителей для распределения найденных во время раскопок ценностей. В Ираке тщательно оценивали каждый предмет, осмотр занимал несколько дней. В Сирии система проще. Максу доверено самому поделить все найденное на две части, затем сирийский представитель осмотрит обе коллекции и решит, какую он оставит для Сирии. Другая будет упакована для передачи Британскому музею. Особо интересные объекты из сирийской коллекции разрешается тоже взять на время в Лондон — для изучения, для выставок, для фотографирования и тому подобного. Самое мучительное — это разделение находок на две коллекции. От некоторых замечательных вещиц приходится отказываться — либо компенсировать их равноценными. Макс призывает нас всех для принятия справедливого решения. Все находки он раскладывает на две равные кучки — бронзовые резцы, амулеты, керамику, бусины, изделия из кости, из обсидиана. После чего поочередно приглашает каждого из нас и с пристрастием допрашивает:
— Итак, какой из двух лотов ты бы выбрала — А или Б?
— Я бы взяла Б.
— Так, хорошо. Зови Кочку.
— Ну что, А или Б?
— Б, — отвечает Кочка.
— Полковник?
— А, конечно. Никаких сомнений.
— Мак?
— Думаю, Б.
— Хм, — говорит Макс. — Б явно перевешивает!
И перекладывает очаровательный каменный амулет в виде лошадиной головы из кучки Б в кучку А, заменяя его довольно бесформенной овцой, и делает еще несколько замен. Нас снова вызывают. На этот раз все единогласно выбирают лот А.
Макс рвет на себе волосы.
В конце концов мы окончательно запутываемся и уже не в состоянии что-либо оценить.
Тем временем Кочка и Мак лихорадочно заканчивают зарисовки и дни напролет торчат на городище, снимая план древней застройки. Полковник просиживает до поздней ночи над классификацией и атрибуцией оставшихся находок. Я ему помогаю, и мы яростно спорим по поводу наименования предметов.
— Голова лошади, стеатит, три сантиметра, — говорит полковник.
Я. Еще чего! Это голова барана!
Полковник. Ничего подобного. Вон уздечка!
Я. Это же рог!
Полковник. Эй, Мак, что это, по-твоему?
Мак. Это газель.
Полковник. Кочка, это кто?
Я. Это баран!
Кочка. Вылитый верблюд.
Макс. В тот период не было верблюдов. Верблюд — это современное домашнее животное.
Полковник. Ну, а вы, Макс, как бы это назвали?
Макс. Стилизованный букраниум!
Продолжая примерно в том же духе, переходим к загадочным маленьким амулетам, похожим на человеческие почки, а напоследок к вовсе уже непонятным, каким-то двусмысленным штуковинам, которым присваиваем условное наименование «предмет культа».
Я проявляю и печатаю снимки: приходится заниматься этим часов в шесть утра — потом становится чересчур жарко и вода слишком нагревается.
Наши рабочие один за другим покидают нас.
— Время урожая, хваджа. Надо идти.
Цветы давно отцвели и съедены пасущимся скотом. Наш телль стал тускло-желтым. Вокруг, на равнине, спелая пшеница и ячмень. Урожай в этом году на славу.
Настает роковой день. Мосье Дюнан с супругой должны прибыть к вечеру. Они наши старые друзья, мы навещали их в Библосе по пути в Бейрут. К встрече гостей готовится грандиозный (по нашим понятиям!) обед. Хийю искупали. Макс бросает последний страдальческий взгляд на честно поделенные находки, разложенные на длинных столах для обозрения.
— Не знаю, по-моему, я все уравновесил, — говорит он. — Если мы теряем этот прелестный маленький амулет «голова лошади» и уникальную цилиндрическую печать (потрясающая вещь!), то берем себе шагарскую мадонну и амулет в виде обоюдоострого топора, ну, и вон тот изумительный резной сосуд… Но, с другой стороны, у них останется тот расписной керамический сосуд раннего периода!
О черт, сколько можно… Вот все вы, что бы выбрали?
Из сострадания мы наотрез отказываемся продолжать эту пытку и говорим, что не можем выбрать. Макс удрученно бормочет, что у Дюнана хороший глаз.
— Уж он-то не прогадает!
Мы уводим его прочь из комнаты.
Наступил вечер — Дюнанов все нет.
— Что с ними могло случиться? — размышляет Макс. — Разумеется, как нормальные люди они медленнее, чем девяносто миль в час, не ездят. Надеюсь» они не попали в аварию.
Десять часов. Одиннадцать. Никого. Макс волнуется, что Дюнаны поехали в Брак вместо Шагара.
— Да нет, они знают, что мы сейчас здесь.
В полночь мы, не выдержав, ложимся спать. Здесь не принято ездить по темноте.
Но через пару часов слышим шум мотора. Мальчишки выбегают и радостно орут:
— Прибыли!
Мы выскакиваем из постелей, натягиваем на себя что попало и бежим в гостиную. Это Дюнаны, они действительно поехали в Брак. Уезжая из Хассече, они спросили, «где идут раскопки», и один из землекопов, работающих у нас в Браке, туда их и направил. По пути они заблудились и долго искали дорогу. В Браке им сказали, что мы все здесь, в Шагаре, и дали проводника. Они проездили весь день, но вид у них веселый и бодрый.
— Вы должны поесть, — заявляет Макс.
Мадам Дюнан говорит, что это вовсе не обязательно.
Впрочем, бокал вина с печеньем не помешают.
И в этот миг появляется Мансур, за ним Субри: они тащат обед из четырех блюд! Как здешним слугам удаются подобные чудеса — не представляю! Выясняется, что наши гости целый день ничего не ели и очень проголодались. Мы пируем почти всю ночь, а Мансур и Субри, сияя, нам прислуживают.
Когда мы наконец отправляемся спать, Макс мечтательным голосом сонно бормочет, что хотел бы взять Мансура и Субри с собой в Англию.
— Они бы нам очень пригодились.
Я соглашаюсь, что Субри я бы взяла. И тут же представляю, как он будет смотреться среди английской прислуги — в масляном пуловере, с его огромным кинжалом, с небритым подбородком, с его громовым смехом, разносящимся эхом по всем комнатам. А что только он не вытирает чайным полотенцем!
Слуги на Востоке напоминают мне джиннов Неведомо откуда являются именно в момент нашего приезда. И как они о нем узнают? Мы ничего не сообщаем о сроках, но вот мы прибыли — и нас встречает Димитрий. Он пришел пешком с побережья, чтобы быть на месте, когда мы появимся.
