Ольга Круглова - Япония по контракту
Они выложили ломтики рыбы на большую плоскую бело-синюю, специально купленную тарелку. Именно на такой тарелке полагалось подавать фугу, чтобы полюбоваться синим узором, просвечивающим сквозь тонко нарезанную полупрозрачную белесую мякоть. Нежная рыба растаяла во рту, разливая по всему телу странное, блаженное тепло. А вдруг…
— Не бойся! — засмеялась Ольга. — Так всегда бывает, когда ешь фугу. Это нормально!
Она положила в рот ещё один полупрозрачный ломтик и пожалела японского императора. Вкусное блюдо сашими! Полезное. И очень простое. Ничего в нём нет, только сырая рыба. Плюс добросовестность и дисциплина от побережья, где выловили рыбу и немедленно повезли в город в хорошем рефрижераторе, до магазина, где сразу же, без проволочек, минуя склад, её разделали. И не как-нибудь, а по всем правилам, добросовестно, без жульничества и брака. Иначе съевший фугу умрёт. Только в очень честной стране можно есть ядовитую фугу! Они бесстрашно ели сашими и пили за Японию — замечательную страну, где можно, не сомневаясь, есть такое рискованное блюдо — сырую рыбу.
Урок икэбаны на рыбном рынке
Видели всё на свете
Мои глаза — и вернулись
К вам, белые хризантемы.
Исса
— Вы же в Японии живёте! В Японии! А что Вы видите? Дом да работу! — журила её Наташа. — Как же можно не сходить на урок чайной церемонии, икэбаны? В нашем городе есть множество курсов икэбаны. Можно брать и частные уроки. Хотите, я устрою Вас к своему сэнсэю? К ней многие русские ходят. Чиба-сан — удивительная женщина! Но она не берёт людей с улицы. Только по рекомендации. — Через несколько дней Наташа сообщила: — Я позвонила Чибе. Она долго расспрашивала меня, кто Вы и откуда, и в конце концов согласилась Вас принять.
Чиба жила на Асаичи, так назывался рынок в центре города возле вокзала. Рынок занимал недлинную узкую улочку, застроенную старыми деревянными домишками, которые на втором этаже держали жилые квартиры, на первом — лавки. Название Асаичи означало "каждое утро". Каждое утро рынок заполняли немолодые деревенские женщины, плотные, коренастые, с обветренными грубыми лицами. Они очень походили на русских деревенских баб, если бы не узкие глаза, да широкие короткие брюки и странные головные уборы — спадающие до плеч платки с большими козырьками, надёжно защищающие голову. Ведь женщины проводили целые дни под едким японским солнцем — на рынке, в огороде. Торговки перебирались от пригородных поездов по лестницам эстакады, неуклюже переваливаясь под тяжестью огромных лыковых коробов за спиной. Они шли, свесив корявые, натруженные руки, склонив головы, словно стесняясь нарядных, изящных горожан. Мужчин среди торговцев было мало — всё больше женщины. И покупателями рынка были только дамы. В десять утра, когда они с Наташей пришли на рынок, вход на Асаичи закупоривала плотная дамская толпа, которая еле шевелясь, потихоньку втягивалась в узкое горло улицы.
Рынок все называли рыбным и на городских картах обозначали рыбкой, но большую часть его товара составляли овощи. На вынесенных на улицу столах и прямо на асфальте стояли синие, только синие пластмассовые миски, полные бананов, яблок, киви. Мисками продавали апельсины, картошку, лимоны. Водоросли, тофу, зелень и морковь шли пакетами, длинные кочаны китайской капусты и толстые палки белой редьки дайкон поштучно. Весов на рынке не было. И взять меньше, чем в пакете или в миске — а это килограмма полтора, было нельзя.
— Вряд ли Вам стоит покупать на Асаичи, — говорила Намико. — Конечно, там самые свежие овощи и рыба. Но продают помногу, на семью, а Вы одна.
— Много? — возмутилась Наташа. — В холодильник положите! Да вы посчитайте, насколько овощи дешевле здесь, чем в магазине! Почти вдвое! А рыба, посмотрите, какая дешёвая здесь рыба!
Брусок тунца почти на килограмм, очищенный от кожи и костей, приготовленный для сашими, стоил столько же, сколько жиденькая магазинная порция в восемь ломтиков. Япония — не такая уж дорогая страна, если знать места, где покупать. Такие прекрасные места, как Асаичи! Рыбой торговали в нижних этажах домов — нежный товар прятали от солнца. Ходить по рыбным лавкам следовало осторожно — бетонный пол был скользким от воды, рыбьей слизи, чешуи. Продавцы даже в жару носили резиновые сапоги. Прилавки прогибались от изобилья рыбы — свежей, только что выловленной, но уже выпотрошенной, разделанной, порезанной, красиво упакованной. На ледяной крошке шевелил клешнями большой краб, словно пытался уползти от невзрачных крупных раковин, похожих на серые камни, к розовым креветкам. В пенопластовых ящиках с полурастаявшим льдом мокли в сеточках мелкие чёрные ракушки. Запах моря пропитывал улочку от асфальта до самых крыш. Ему помогал острый аромат солений — торговка доставала из большой кастрюли огурцы, выкапывая их из коричневатой влажной кашицы, — огурцы в Японии солили в рисовой шелухе. В маленьких прозрачных пакетиках розовел маринованный чеснок, синели крошечные, как цветочные бутоны, баклажаны. Пробовать здесь не давали. Да и какой смысл пробовать, если свежим, идеальным, без изъяна было всё — рыба, овощи… А вот мясом Асаичи не торговал.
Чиба жила на втором этаже, над цветочным рядом, верней, углом — вся торговля цветами умещалась на одном углу, но продавцы умудрились забить пространство так плотно, что выбрать букет было непросто — в глазах рябило. Но выбирать пришлось — Чиба денег за уроки не брала, только цветы. Плата за урок икэбаны была деликатна — деньги, отделённые от искусства, оставались на рынке. В дом сэнсэя приносили только цветы, букет за тысячу йен, таково было условие Чибы. На тёмной лестнице пахло старым деревом, сыростью, керосином — нищетой. Дверь открыла крошечная старушка в ветхом тёмном кимоно. Отступив несколько шагов, она легко, как пёрышко, опустилась на колени и распростёрлась на порыжелом от старости татами, прижавшись лбом к вытянутым вперёд рукам. Вновь прибывшая попробовала повторить движение, чувствуя себя слонихой, выполняющей балетные упражнения рядом с Улановой. Чиба посмотрела строго, но старания, кажется, оценила. Встав легко, словно поднятая ветерком, старушка засеменила маленькими ножками в пожелтелых, некогда белых носочках с отделённым большим пальцем. Бережно, как ребёнка, она приняла букет, осторожно положила его на низкий столик, и заговорила, перебирая сморщенными руками цветы.
— Мастер икэбаны должен извиниться перед цветком, — зашептала Наташа и смешалась. — Но это перед тем, как его срезать… — И призналась честно, что не понимает Чибину речь. И улыбнулась — Слова здесь не нужны!
