Петр I - Берг Василий
В слове «империя» нет ничего плохого. Точно так же не может быть ничего плохого в стремлении государства стать империей. Все эти «имперские замашки», «имперские амбиции» и прочие неодобрительные выражения берут свое начало от Маркса и Ленина, которые активно критиковали империализм как высшую стадию капитализма и противопоставляли ему светлое коммунистическое будущее. Но давайте оставим утопические концепции в сторону и станем оперировать реальными понятиями. Все государства разные, точно так же как и люди. Различные возможности, различный политический вес, различная ответственность… Каждое государство стремится стать сильнее и повысить свое влияние, это естественный процесс, поскольку государство – это люди, а людям свойственно желать для себя лучшего. Империя по определению не может быть плохой, плохими могут быть отдельные цели и поступки… Впрочем, довольно «растекашется мыслию по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы», подобно вещему Бояну, пора переходить к конкретике.
До Петра российское государство было вотчиной государя. На первом месте стоял правитель, царь или великий князь, а государство, как таковое, расценивалось в качестве принадлежавшего ему владения, не более того. Петр изменил этот порядок, поставив государство и государственные интересы на первое место. Он всегда подчеркивал, что трудится ради блага государства Российского. «Ведало бы российское воинство, что оный час пришел, который всего Отечества состояние положил в руках их: или пропасть весьма, или в лучший вид отродитися России, – сказал Петр, выступая перед своими воинами под Полтавой. – И не помышляли бы вооруженных и поставленных себя быть за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за народ всероссийский… О Петре ведали бы известно, что ему житие свое недорого, только бы жила Россия и российское благочестие, слава и благосостояние».
Во имя российского благочестия, славы и благосостояния Петр и трудился всю свою жизнь. Французскому королю Людовику XIV приписывают выражение «Государство – это я». Петр мог бы сказать иначе: «Государство – это мы». Император старался внушить каждому из подданных, что долг его – всемерно способствовать укреплению государства. Он видел в подданных прежде всего сотрудников, старающихся во имя государственного блага. Да, можно вспомнить увеличение налогового бремени и массовое привлечение крестьян к казенным работам, но давайте заодно вспомним и то, как самоотверженно трудился Петр, в буквальном смысле «не покладая рук», и насколько скромны были его личные запросы. Роскошные дворцы и пышные торжества ставить в укор Петру не следует, поскольку целью всей этой «чрезмерности» было укрепление престижа державы. В политике престиж имеет огромное значение, и вряд ли кто-то станет с этим спорить.
Петровскую страсть к овладеванию ремеслами принято объяснять энергичным характером и живым умом – все хотел попробовать прогрессивный царь, во всем стремился достичь совершенства. В общем-то так оно и было, но можно посмотреть на «царя-плотника» и с другой точки зрения: личным примером царь показывал своим подданным (погрязшим в древних представлениях о том, что зазорно, а что не зазорно), что любой труд на благо отечества почетен – ну раз уж сам государь не гнушается топором махать! – и заодно давал понять, что бездельников и неучей он рядом с собой не потерпит. С изменения общественного менталитета и начались все великие свершения Петра. Можно сказать, что царь за уши вытащил Россию из того дремучего болота, в котором она пребывала веками. Как сказал Пушкин, «Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, при стуке топора и громе пушек».
В манифесте «О вызове иностранцев в Россию, с обещанием им свободы вероисповедания», изданном 27 апреля 1702 года, сказано что «со вступления Нашего на сей престол, все старания и намерения Наши клонились к тому, как бы сим Государством управлять таким образом, чтобы все Наши подданные, попечением Нашим о всеобщем благе, более и более приходили в лучшее и благополучнейшее состояние». Этот документ цитируется довольно редко, но между тем в нем выражено кредо Петра, основная идея его правления – идея «общего блага». Все хорошее, что мы видим в современной России, порождено идеей общего блага, провозглашенной Петром.
В отечественной историографии существуют две оценки петровских реформ. Академик Василий Осипович Ключевский, председатель Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете и автор хрестоматийного «Курса русской истории», считал, что реформы Петра стали продолжением тех преобразований, которые осуществлялись при его отце и деде. [179] Предки подготовили почву, посеяли семена, а Петр пожал плоды; заслуги его существенны, но не грандиозны. Противоположных взглядов придерживался другой видный историк Сергей Михайлович Соловьев, создатель «Истории России с древнейших времен». По Соловьеву петровские реформы начались с Петра и носили революционный характер. Кто прав? Большинство современных отечественных историков разделяет точку зрения Соловьева – Петр и впрямь совершил революцию в своем отечестве. Убедиться в этом просто: берите любую петровскую реформу и попытайтесь отыскать ее корни в прошлом (только не передергивайте, а то ведь так можно объявить началом военной реформы и создание опричнины Иваном Грозным). Кстати говоря, Петр отличался от Ивана Грозного в первую очередь тем, что не руководствовался принципом «не держи советников умнее себя». Советники должны быть умнее, иначе какой в них прок?
При упоминании петровских реформ на ум сразу же приходит создание российского флота. Следом идет военная реформа, а о реформе государственного управления вспоминают в последнюю очередь. Чиновники-бюрократы – это же так скучно… Но на деле государственное управление определяет все остальное, его можно сравнить с нервной системой. «Выключились» нервные клетки на каком-то участке – и наступил паралич. Петр преследовал две цели. Прежде всего он хотел упростить и упорядочить административный аппарат, для чего на замену приказам пришли коллегии. Помимо реорганизации управления армией и флотом, важное значение имело установление новых принципов отношений с иностранными государствами, которыми прежде ведал Посольский приказ. Петру требовалась дипломатическая служба нового времени, способная функционировать самостоятельно, без постоянного вмешательства царя. Того же самого Петр хотел и от всего аппарата, и в этом заключалась вторая цель реформы государственного управления, которое представлялось царю в виде хорошо отлаженного механизма, не нуждающегося в постоянном контроле (разумеется, контроль нужен, без него никак, но государь не должен становиться нянькой для своих сановников – пусть управляются сами, по своему разумению, а если что, мы своей властью с них спросим). «Определили быть для отлучек наших Правительствующий Сенат для управления», – сказано в указе «Об учреждении Правительствующего Сената». Идея понравилась, и Сенат из временного превратился в постоянный орган, который не только управлял, но и должен был обеспечивать преемственность власти при смене правителя – новую кандидатуру утверждали сенаторы.
В 1718 году Петр сказал, что «для лучшего впредь управления [церковью] мнится быть удобно духовной коллегии». Ему часто ставят в вину уничтожение института патриаршей власти, но надо учитывать, что сделано это было не прихоти ради, а опять же, исходя из государственных интересов. В лице духовенства Петр видел главных противников своих реформ, и, надо сказать, имел к тому основания, поскольку среди священнослужителей все преобразования неугомонного царя воспринимались неодобрительно. Сама жизнь подталкивала Петра к тому, чтобы взять церковь под прямой государственный контроль. При этом он не смещал действующего патриарха, а просто воспрепятствовал избранию преемника после кончины в 1700 году патриарха Московского и всея Руси Адриана, находившегося в тихой оппозиции к царю, но порой выходившего за ее рамки – в 1698 году патриарх отказался постричь первую жену Петра Евдокию Лопухину и, кроме того, пытался выступать в защиту стрельцов, приговоренных к казни за участие в бунте. Возможно, если бы Адриан вел бы себя иначе… Впрочем, история не знает сослагательного наклонения. После Адриана блюстителем патриаршего престола (не патриархом!) стал назначенный царским указом митрополит Рязанский и Муромский Стефан, а в 1721 году в качестве высшего органа церковного управления был учрежден Святейший правительствующий синод во главе с назначаемым императором обер-прокурором. По сути, в жизни церкви ничего не изменилось, только вместо патриарха был Синод, но зато уже не было почвы для оппозиции церкви государству.
