Виталий Радченко - Байки деда Игната
— Паны в шампаньском купають непотребных девок, — пояснил Микита, нам будет негрешно охолонуть свои натруженные ноги в ции дужэ благородни пакости… Плюнем на их благородство, хай им, панам, икнется! Переглянувшись, казаки выполнили пожелание хозяина — чудить так чудить!
— Ось так будь добре, — крякнул Микита. Тем временем в номере появился служитель с перечнем готовых блюд-закусок. «Гильдейский» отмахнулся:
— Не надо, — сказал он. — Будемо обедать не по писаному… Значить так, для почину давай нам четверть водки с перцем и всяку мелку закуску… И шоб там помимо ковбасок-селёдок была дичина. Така легосенька дичина, не лосятина-кабанятина… Шо у вас есть?
— Фазаны, перепела, рябчики, — согнулся в поклоне официант. — Стой! Неси по три перепела, не объедаться ж нам… И ту, как там ее… солянку, о! — Солянка — цэ вроди нашего борща, — пояснил он гостям. — Борщ кацапы варить не умеють, а солянку — ничего, йисты можно… И щэ… ось тих, як их… манэнькых таких вареников с мясом! — Пельменей, — догадался официант. — Эгэш, хай будуть пелмени…
Затем он заказал зажарить «шмат мяса» фунтов на двенадцать, и еще что-то, а когда служитель заявил, что заказывать можно все, что угодно, Микита встрепенулся:
— Так таки и все? Тоди поджарь нам на масле цыбули и дай нам отварного буряка на том же масле. Записал? Ну и добре… А после ухода официанта он злорадно сказал казакам:
— Ось побачите, як воны найдуть нам ту цыбулю и той буряк, ели бы они ту еду сами всю остатню жизнь! Когда на столе появилась горилка и первые закуски, «гильдейский» дядько пожелал, чтобы после солянки и третьей или четвертой «пляшечки» пригласили музыкантов — «одного с бандурой, абож со скрыпкой, а другого с сопилкой — цэ така дудка с дирками…»
— Флейта? — Хай буде хлейта, — согласился дядько. — И шоб заиграли шо набудь жалостливое, такое, шоб без перца достало до сердца… А як мы их отпустымо, хай заходит трубач… И на велыкой трубе продудыть нам шось такэ… великэ, пидъёмнэ, иерихоньскэ!
И начался, что называется, пир горой, хотя дядько Микита и прозвал это событие обычным обедом «при любезных гостях». Сняв черкески, казаки помыли в шампанском ноги и по примеру хозяина вытерли их салфетками, переобулись в принесенные служителями легкие чувяки. Перекрестившись, приняли по первой, и пошло-поехало… Посреди обеда в номер ввалились музыканты и по дядькиной просьбе сыграли нечто очень печальное, душещипательное.
Скрипач выводил что-то такое жалостливое, что всем по пьяному делу захотелось всплакнуть, и дядько Микита действительно прослезился, обхватив руками свою чубатую хмельную голову… Потом выпили за «жизнь нашу горемычную» и за «пронеси, Господи, мимо нас пагубу злу и немоготу телесну…». После чего высоченный и очень «сурьезный» трубач на своем инструменте, отчищенном до золотого блеска, воспел хвалу бытию земному и славу благодати небесной… Дядько Микита воспрял духом, а по его примеру и его «разлюбезные гости», за что тоже была принята на сердце очередная «пляшечка» доброй горилки…
И были скушаны на том обеде запеченные в сметане карасики, и сваренные в соленой воде большущие раки-омары, и «пирижечки с мясом», с капустой, и еще какие-то яства. И конечно же, вареники со сметаной, много вареников, кто сколько хотел, «от пуза»…
Где-то к концу обеда явился официант, явно сконфуженный, и попросил «расталдычить» ему повнятнее и, по возможности, подробнее, что есть такое «цыбуля» и, естественно, «буряк». Ибо в припасах ресторана такой съедобы нет, и они уже посылали в соседние с просьбой выручить, но и те оказались бессильными перед таким «закрученным» заказом.
— А шо я вам казав! — торжественно воскликнул дядько. — Они бисовы кацапы-москали ничего не соображают в здоровых людских харчах! А за все им давай копейку, и копейку беленьку, черненьку на дух не переносят! Ладно, — сжалился он, — обойдемся без цыбули и без буряка, снимаю заказ! А замисто его ось принеси нам, любезный, по ананасу! Надеюсь, шо хоть ця чепуховина у вас не перевелась! Только неси их в натуральном обличьи, шоб каждый побачив, шо цэ такэ!
«Чепуховина» тут же появилась на столе, а как ее есть — казаки не знают. По словам деда Игната, ягода эта для них была очень непривычной: продолговатая, в два кулака, покрыта жесткой шкурой, квадратиками, на манер, прости, Господи, черепахи. А вверху — зеленый чуб, такой пу чок твердющих колючих листьев. Дюже чудна «фрукта»…
Дядько Мыкыта показал, как к ней подступиться: надо срезать «чуб», а потом сверху вниз ножом очистить от шкуры. И небольшими скибками (т.е. ломтями) потрошить тот ананас до конца. Вкусом «ягода» оказалась не так уж и знатной, что-то вроде дыни с малиной… В общем — так себе...
— Может, — вздыхал дед Игнат, — мы тот ананас ели неправильно. И пояснял, что панам, к примеру, ананас подают уже аккуратно ошкуренным и распластованным, так что удовольствия они от этой диковины получают еще меньше. Так им же — дед сам это видел! — и кавун (арбуз) подают на тарелочке порезанными кусочками, и едят они его серебряной вилочкой. Да разве ж его можно так есть! Кавун — он же тогда кавун, когда его в руках покрутишь, пощелкаешь пальцем, а только тронешь его ножом, как он тут же лопнет с хрустом и по столу потечет розовый медовый сок… А еще краше, прямо на баштане (на бахче, то есть) сорвать, какой на тебя смотрит, свежий, с восковой росой по шкуре, и кулаком — хр-рясь!.. Вот то кавун, вот то чудо-ягода, самим Богом сотворенная на потребу и вкушение грешным человеком.
Скорее всего, ананас на его родной ниве тоже едят как-нибудь «по-местному», по-простому, и от того он, может, там и по вкусу тоже «чудо-ягода»… Но и так расправляться с тем ананасом, как показал им «гильдейский» дядько Микита, тоже неплохо, потому как был тот способ все же ближе к натуре. Не вилочкой же…
Дед Игнат любил вспоминать, как перед самым концом их обеда в номер зашел служка и слил из тазов шампанское, в котором казаки мыли ноги, в зеленое ведро с красной деревянной ручкой. А потом, когда все они, отобедав, вывалились на улицу, дед Игнат увидел, как служка вручил то самое ведро ярыжкам, толпившимся у крыльца гостиницы, и те со смаком поглощали дармовое вино… Служка сказал, что босяки за такую услугу угодливо выполняют любое мелкое задание — двор подметут, сбегают, куда надо. Чего людям не спроворить услугу, когда она им в радость. Кто чужой радости не рад, тот себе враг…
На выходе из гостиницы казаков проводил, встав «во фрунт» все тот же полицейский чин. Дядько Микита ему одобрительно улыбнулся и дал «на чай» полтинник — он уважал полицейскую власть.
Для доставки к месту службы своих любезных гостей, ненаглядных станичников, Микита нанял двенадцать пролеток на красных колесах, в первую он сел сам с племянником, во вторую усадил его друзей, в третью положил свою шапку, остальные извозчики должны были следовать позади, не отставая, чтобы, не приведи, Господь, вся эта кавалькада не разорвалась в уличной сумятице, и тем не нарушила стройную торжественность задуманного шествия.
