Лидия Громковская - Николай Александрович Невский
Организатор ремонта пагоды и устроитель праздника столоначальник-надзиратель, глава в Управлении финансов и глава в Управлении почтой, воздающий хвалу святым монах-чиновник, чтец сутр и инспектор при пагоде Благодарения Иёсу-ндие-вай.
Младший надзиратель за ремонтом пагоды, передающий приказы в Управлении финансов и Управлении почты, чиновник, обращающийся с просьбой к богам Пхойон Ва!жи.
Инспектор двух: китайской и тибетской общин при пагоде Благодарения, монах-чиновник, носящий красные одежды Ван-ндон Нджией-нгиу.
Младший надзиратель за ремонтом пагоды, глава общины при монастыре Шэнчунсэнсы {Шэн-пху-нджией-мие], носящий красные одежды чиновник Нгве-кэй Шие-пхон.
Младший надзиратель за мастерами, глава китайской общины при пагоде Благодарения, монах, носящий красные одежды Цзю Чжи-цин.
Младший надзиратель за мастерами, ремонтировавшими пагоду, заместитель главы китайской общины при пагоде Благодарения, носящий красные одежды Бай Чжи-и.
Надзиравший за мастерами, изготовлявшими черепицу для ремонта пагоды Благодарения, старший монах Чжан Фань-нань.
Надзиравший за снабжением мастеров Бай А-шань.
Написавший текст, мастер размещения текста, стремящийся к чистоте {написания] и следования образцам {каллиграфии] чиновник Хуэнь-нгве Шиа-нгиу.
Написавший текст китайской {части] стелы, каллиграф китайской и киданьской письменностей, чиновник Чжан Чжэн-еы.
Младший надзиратель за изготовлением красного и белого [красок?], младший монах Чжи Син,
Младший надзиратель за плотниками, монах Цзю Чжи {…]
Надзиравшие за сверлением и плетением, монахи Лю Хуай […] и|[…] Сунь.
Празднества закончились в пятнадцатый день под циклическими знаками моу-цзы, в первый месяц под циклическими знаками цзя-сюй года дерева-собаки пятого года девиза царствования Тянь-ю-минь-ань |[2 февраля 11094 года].
Старшие при вырезывании {текста] на камне Вэнь И-цуй, Жэнь Юй-цзы, Цзо Чжи-синь, Кун Гоу-мин, Гасанди, Сунь Кхи-ду, Цзон Ки-жи, Цзон Тон-ливе, Цзон Арие, Ян Чжэнь-инь.
Мастер-декоратор Го Тао, кузнецы![…]» 19.
Кузнецы так и остались безвестными, так как за шестьсот лет молчаливого стояния под ветрами и дождями текст надписи местами разрушился (в нашем переводе это отмечено отточиями). Да, люди всегда и всюду желали одного:
Пусть ветры дуют и дожди проливаются своевременно, Драгоценные хлеба вызревают вечно, На границах установится мир, А народ благоденствует!
С открытием Лянчжоуской стелы и опубликованием статей вокруг этого события завершилась первая фаза тангутоведческих исследований. Научный мир вновь удостоверился в том, что тангутское государство Ся реально существовало, как и в том, что в нем бытовала собственная письменность. Были билингвы — надписи в Цзюйюнгуань и Лянчжоуская стела, их надо было прочесть, чтобы объяснить письмо тангутов, восстановить этот некогда живой, а ныне умерший язык. А. Уайли и Э. Шаванн, сравнивая тексты дхарани, определили санскритские чтения ряда знаков и сделали это правильно. Но тщетно было бы искать те же знаки в Лянчжоуской стеле. Там не было заклинаний-дхарани, а значит, не были и использованы знаки, применявшиеся для фонетической записи заклинательных санскритских текстов. Г. Девериа дал свои чтения нескольким знакам и первый решил объяснить характер письма, его внешнюю сложность. Подход его определялся не реальными знаниями, а анализом исторических материалов. По мнению этого ученого, тангуты
19 Переведено Е. И. Кычановым с текста, опубликованного в кн.: Нисида Тацуо. Изучение языка Си Ся (Сэйка го-но кэн-кк>). Т. 1. Токио, 1964, с. ИШ—176.
позаимствовали принципы своего письма у киданей (все было как будто логично, соседи тангутов тоже не китайцы), а письменность их представляла собой знаки, передающие слоги, которыми и танскрибировались различные языки многоплеменного населения Ся. Таким образом, Девериа считал тангутское письмо слоговым и надъязычным — годным для записи любого языка 20. Подход его, возможно, был определен и результатами, полученными несколько ранее А. Уайли и Э. Шаван-ном.
С. В. Бушель, который определил по монетам значение двух с лишним десятков знаков тангутского письма, о характере тангутской письменности не высказывался 2I.
Итак, к началу XX века в изучении тангутской письменности, несмотря на крупные имена исследователей — А. Уайли, Э. Шаванна, С. В. Бушеля, Г. Девериа, — были достигнуты более чем скромные результаты: полтора десятка знаков, которым даны санскритские чтения, и полтора десятка знаков, у которых определены значения. Все это еще подлежало перепроверке. Относительно скудные материалы (хотя в общем-то использованные не в полную меру) не вызывали энтузиазма у новых исследователей, а история маленького народа и маленького государства, просуществовавшего 250 лет где-то на обочине от столбовой дороги истории, не очень интересовала, так как не сулила никаких больших открытий.
Вместе с тем А. Уайли, Э. Шаванн, С. В. Бушель и Г. Девериа выступали как действительные дешифровщики неизвестного письма на материалах параллельных по содержанию (и звучанию) текстов, не имея других вспомогательных материалов. На этой стороне дела мы ниже остановимся подробней.
Второй тур тангутоведческих исследований косвенно оказался связанным с событиями августа 1900 года, когда в Китае развернулась борьба ихэтуаней, или, как долго именовались эти события в европейской литера
20 G. D е v е г i a. L'ecriture du royaume de Si-Hia ou Tangout. — «Memoires presentis par divers savants a l'Academie des Inscriptions et des Beles-letters». Ser. I. Т. XI. Part. I. Paris, 1898, c. 26–28.
21 S. W. Bushel. The Hsia-Hsia Dynasty of Tangut, their money and peculiar script, JChBRAS. Vol. XXX, 1895–1896, c. 141^160.
туре, восстание боксеров. Первого августа 1900 года войска восьми союзных держав — Англии, Франции, США, России, Германии, Японии, Австро-Венгрии и Италии — вступили в Пекин. В городе еще царил хаос, связанный с бегством правящего маньчжурского (цин-ского) двора и появлением иностранных войск, когда три сотрудника французского посольства в Китае — М. Морис, Ф. Берто и П. Пельо — в одном из переулков Пекина у пагоды Байта разбирали вороха брошенных кем-то бумаг и книг.
…Пагода Байта (Белая пагода) в наши дни выглядит скорее серой. Шестьсот лет она возвышается над одной из окраин Пекина и, обдуваемая ветрами, обмываемая дождями и прокаленная солнцем, потускнела от времени. Как и Лянчжоуская пагода, она давно уже не являет никаких чудес. В одно из апрельских воскресений 1964 года Е. И. Кычанову в составе группы советских стажеров довелось постоять у ее массивного основания и даже погладить рукой старый камень. Пока люди шли с ближайшей улицы по узкому переулку-ху-туну к пагоде, их окружила толпа ребятишек. Они показывали на группу русских и громко звали сторожа пагоды, непрерывно выкрикивая: «Сулянь лайла!» — «Советские пришли!». Заметим, что немногим более пятнадцати лет назад в Пекине очень часто европейцев звали «сулянь» — «советский». Сторож побренчал ключами в кармане, внимательно поглядел на большой замок на двери и сказал: «Закрыто». В пагоду никого тогда не пустили, а может быть, это действительно было не положено. Но это было очень досадно, ибо здесь, у ее подножия, была найдена знаменитая «Лотосовая сутра», ставшая важной ступенью в изучении тангутского языка. Так все и ушли не солоно хлебавши.
