Женевьева Табуи - 20 лет дипломатической борьбы
И Луи Барту, столь искушенный во всех политических и парламентских уловках, что его завистники всегда говорят: «Когда Барту некому больше изменить, он изменяет своим настроениям!» – с тех пор отстаивает свои права на авторство этой ноты от 17 апреля с такой горячностью, что в стане его врагов тотчас же заявляют: «Мы хорошо знаем этого Барту! Если он так настаивает на своем авторстве, значит, он тут ни при чем!»
* * *На следующий день известие о решении Франции воспротивиться перевооружению Германии производит сенсацию во всем мире.
На Кэ д’Орсэ происходит встреча Барту и поверенного в делах Англии Кэмпбелла, которая носит кисло-сладкий характер:
– Я очень хорошо знаю, что эта нота вызовет у английского кабинета глубокое разочарование, – говорит Барту со свойственным ему легким гасконским акцентом, – но когда среди членов правительства насчитывается шесть бывших председателей совета министров, из которых пять были министрами иностранных дел, то такое правительство знает, что оно делает, и можно полагать, что оно выражает единодушное желание французского народа, господин посланник!
Действительно, все те поклонники Бриана и Лиги Наций, которые еще несколько лет назад решительно выступили бы против такой политики, ныне, перед лицом поразительно быстрого перевооружения Германии и распространения нацизма, уже не видят другого пути, по которому должна следовать Франция. Но все отдают себе отчет в том, что эта смелая политика вскоре вынудит Францию вновь укрепить свои уже имеющиеся союзы и искать себе новых союзников.
Алексис Леже, напомнив, что он еще не ответил на последнее предложение, сделанное советским послом Довгалевским, «о военном и политическом союзе, более действенном и более тесном, чем он когда-либо был с царской Россией», говорит Барту:
– Господин министр, поверьте мне: для французской игры более чем когда-либо необходима одна карта – русская.
* * *В следующее воскресенье, по просьбе Барту, Алексис Леже увозит его в Кошрель, где Барту хочется побродить по усадьбе Бриана, посидеть на его могиле, собраться с мыслями.
– Нужно маневрировать, – говорит Леже. – Нужно повлиять на изменение концепции русских, которая не принимает во внимание ни Лигу Наций, ни наши обязательства по Локарнским соглашениям.
Прежде чем согласиться на заключение франко-русского пакта, следует выдвинуть ряд условий: ограниченность действия пакта рамками Европы: вступление СССР в Лигу Наций; согласие Кремля на то, чтобы Франция ничего не делала иначе, как коллективно, и на то, чтобы франко-русский пакт мог существовать наряду с другими соглашениями, уже подписанными Францией; и, наконец, необходимо согласие русских на то, чтобы этот коллективный пакт оставался открытым для Германии, то есть чтобы он сделался настоящим новым Локарно, соответственно которому Франция будет гарантировать Россию против Германии и равным образом – Германию против России. И таким образом, – заключает Леже, – русские будут приобщены к европейским концепциям.
Эти мысли вызывают у Барту, слушавшего с закрытыми глазами, настоящий энтузиазм:
– Вы блестяще изложили ваши идеи, – замечает он. – Да, первостепенная задача, стоящая передо мной, заключается в том, чтобы привлечь Англию к идее этого Восточного Локарно, ибо, если нам удастся добиться присоединения к нему России, мы еще сможем стабилизировать положение в Европе. Гитлер окажется либо окруженным, либо будет вынужден принять участие в нашей системе коллективной безопасности. Но прежде всего мне необходимо убедить коварный Альбион! А это нелегко будет сделать!
Глава 17. Барту и Польша
Сказать «да», когда это означает «да». – Сравнительное искусство Барту, Бриана, Эррио и Бонкура… осведомлять прессу. – Польша более не нуждается во Франции. – Заведующий протокольным отделом граф Ремер. – Барту покоряет г-жу Бек. – Кабинет в Бельведерском дворце. – У Франции тоже есть сила воли. – Разводы и вторичные браки в Польше. – Мавзолей Ягеллонов.
На следующий день весь мир охвачен возбуждением.
В 3 часа дня Луи Барту произносит речь в парламенте. Он разъясняет свою внешнюю политику.
– В дипломатии существует два способа разрешения проблем, – говорит он. – Один заключается в том, чтобы сказать «нет», когда это означает «нет», но не такое «нет», за которым последует «да»! А другой состоит в том, чтобы сказать «да», когда это означает «да», но не такое «да», которое затем превратится в «нет»! Я утверждаю, что французская политика следует своим постоянным принципам. Мы выступаем за политику разоружения, и мы говорим «нет» политике перевооружения. Ныне Германия идет за Гитлером. Массы настроены фанатически, несмотря на то, что фюрер плохо скрывает свои истинные чувства в отношении их. «Это большое стадо глупых баранов», – говорит он.
После заключения 26 января германо-польского соглашения франко-польские отношения приняли тревожный характер. Полковник Бек проводит решительно прогерманскую политику.
Франция должна попытаться вернуть Польшу в лоно союзников. Поэтому Барту готовится отправиться в Варшаву. Он более решительно, чем когда-либо, намеревается обуздать претензии Германии, поставить рейх на его восточных границах перед лицом системы пактов о взаимопомощи, – системы, благодаря которой будет воздвигнут «общий фронт» против эвентуального агрессора.
По замыслу Барту, Польша, Советская республика, Чехословакия и Франция должны образовать первые звенья этой системы безопасности, которая в целом будет представлять собой восточный пакт, аналогичный западному Локарнскому пакту.
* * *Двадцать первое апреля, 7 часов вечера. Северный вокзал.
Поезд Париж – Варшава плавно трогается с места.
Обращаясь к молодому начальнику своего кабинета, к своим сотрудникам и нескольким журналистам, Барту говорит:
– Я весьма опасаюсь, что эти господа в Варшаве в сущности предпочитают немцев русским, но тем не менее я намереваюсь откровенно поговорить с маршалом Пилсудским о восточном Локарно!
Во время обеда в вагоне-ресторане Барту блещет ядовитым остроумием. Он скрещивает мечи с директором одной крайне левой газеты, которая ежедневно обвиняет его в том, что ему незнакома демократия!
– Господин директор, быть сыном бедного рабочего, – бросает он через стол своему собеседнику, намекая на свое очень скромное происхождение, – бороться, страдать, побеждать и достигнуть постов, которые в течение стольких лет занимаю я в учреждениях республики и в правительствах, – вот что такое демократия!
