Эмма Вильдкамп - Любовница фюрера
К вечеру Лени добралась до гостиницы «У барашка». Позвонила в дверь. Никого. Позвонила еще раз. Снова тишина в ответ. Тут Лени отчаянно забарабанила кулаками, налегая всем телом на дверь, и чуть не упала, когда та внезапно отворилась. На пороге стоял какой-то пожилой мужчина.
– Я – фрау Рифеншталь, господин Шнеебергер просил меня приехать.
– Ноги вашей в моем доме не будет, – закричал мужчина.
– Я поживу у вас две недели. Вы ведь двоюродный брат Ганса?
– Нет, в моем доме вы жить не будете!
Лени стояла в ужасе. В следующее мгновение она оттолкнула старика и вихрем пронеслась по комнатам, разыскивая Ганса или Гизелу. Они сидели на кухне, в самом конце дома. Увидев ее, Гизела заорала:
– Ты, что совсем с ума сошла?! Зачем ты пришла?! Ты думаешь, ты нужна нам?!
Ганс сидел за столом, молча, насупившись. Его взгляд был устремлен в стену.
– Ганс, но как же так?!
– Пошла вон, нацистская шлюха! – вдруг завопила Гизела, чуть не набросившись на Лени.
Ганс продолжал молчать.
– Вон! – зарычала Гизела.
Лени стояла, как громом пораженная, и не могла вымолвить ни слова. Сердце ее изнутри пожирал огонь. В горле пересохло, а ноги одеревенели. Не соображая и не видя ничего вокруг, она бросила багаж и вышла на улицу. Она брела как во сне. Ее всю трясло.
На следующее утро она отправилась в Майрхофен, откуда собиралась отправиться в Кицбюэль, к матери. По дороге повозку, на которой она ехала вместе с другими крестьянами, остановили американцы, попросив предъявить документы. Потом всем приказали слезть и идти за ними. Лени арестовали. В лагере дружелюбно настроенные коммунисты поделились с Лени едой и показали дыру в ограждении, через которую можно было бы убежать. На следующее утро Лени совершила свой первый побег. Однако уже через несколько часов ее поймали и поместили в другой лагерь. Здесь охрана тоже была никудышней, и Лени снова удалось бежать. Неподалеку от Куфштайна ее снова захватили в плен. И в третий раз Лени смогла сбежать. Она шла пешком, стерев ноги в кровь. За крокодиловую сумочку Лени выторговала у крестьянки велосипед и оставшийся путь уже проделала на нем. Все эти дни, прошедшие после смерти Гитлера, она жила как во сне. Она не осознавала, что происходит, не ощущала себя… Ее мир рухнул за несколько секунд.
В доме, где она жила последнее время, расположились американцы. Лени помедлила, заметив флаг на крыше, но потом все же решилась войти. Ее встретил офицер Меденбах, заявивший, что хотя ее дом и конфискован, но все вещи находятся в целости и сохранности. Лени облегченно вздохнула. Американец также сообщил, что ее мать, а также всех, кто жил в доме, разместили в усадьбе Риббентропа неподалеку. Эти слова заставили Лени разрыдаться. Она была счастлива, что с матерью ничего не случилось.
– У нас есть еще одна хорошая новость, – продолжил Меденбах. – Ваш муж тоже жив. Я устроил его к себе шофером.
Лени на миг перестала рыдать, а потом слезы так и хлынули у нее из глаз. Меденбах отвез ее в дом Риббентропов, где не прекращающая всю дорогу рыдать Лени бросилась в объятия мужа и матери. Неужели все закончилось?! Неужели теперь настанет мирная жизнь?!
Через несколько часов в ставни застучали – снова приехали американские военные. Лени и Петера арестовали. Супругов привезли в Кицбюэль и разместили в доме, уже наполненном множеством людей. Проведя ночь на полу, утром они узнали, что им разрешают уйти. Никаких допросов, никаких побоев. Лени была вне себя от радости. Впрочем, счастье длилось недолго.
Через несколько дней снова приехали американцы и арестовали Лени уже в пятый раз. Петер был в поездке с Меденбахом – попрощаться она с ним так и не успела. К вечеру ее привезли в тюрьму в Зальцбурге. Пожилая надсмотрщица отправила Лени в камеру грубым пинком. Она упала на пол, а когда поднялась с колен, увидела, что в камере была не одна. Там были еще две женщины: одна из них ползала по полу и что-то бормотала, а потом вдруг начала кричать и забилась в истерике, а вторая сидела, уткнувшись носом в колени, и плакала.
Лени забарабанила кулаками в дверь и пронзительно закричала:
– Выпустите меня! Я ничего не сделала! Я ни в чем не виновата!
Она стучала и стучала, пока не вогнала себя в истерику. Рыдая и сотрясаясь, она всем телом бросалась на железную дверь. Руки ее покрылись ссадинами, а голова была в крови. В изнеможении она сползла по двери на пол и забылась на некоторое время. Затем встала и повалилась на нары. Спать было невозможно – всю ночь напролет кричала одна из ее сокамерниц, а со двора доносились нечеловеческие вопли арестованных, которых пытали. Ее наполнял безысходный и леденящий ужас. Что если ее ждет та же участь?! Нет, уж лучше умереть!
На следующее утро ее перевели в другую камеру, заставив раздеться догола, чтобы охранница могла ее осмотреть, а затем увезли в грузовике в штаб-квартиру 7-й американской армии и лагерь для пленных. Лени поместили в комнате на первом этаже вместе с тремя другими женщинами – первой секретаршей Гитлера Йоханной Вольф, секретаршей венского гауляйтера фон Фрауэнфельда и француженкой-шпионкой из Эльзаса. В окно Лени случайно увидела, как на прогулку вывели Германа Геринга, Зеппа Дитриха, Франца Ксавера Шварца, а также хорошо знакомых ей адъютантов Гитлера Юлиуса Шауба и Вильгельма Брюкнера. На второй день пребывания Лени в «Медвежьем подвале» – так прозвали этот лагерь – начались допросы.
* * *Фотографии. Повсюду на стенах от пола и до потолка фотографии заключенных концлагерей. Трупы, скелеты, сваленные в кучу, огромные горящие огнем смертельного ужаса глаза пленных, крематории, кадры с опытов и пыток. Лени закрыла глаза.
– Знаете, что это?
– Нет.
– Никогда не видели?
– Нет.
– Это снимки из концентрационных лагерей. Никогда не слышали что это?
– Слышала.
– О каких лагерях слышали? Бухенвальд?
– Нет.
– Дахау?
– Дахау – это лагерь для политических заключенных, государственных изменников и шпионов.
– Да? – осклабился в издевке офицер. – Что еще?
– Мне говорили, что дело каждого заключенного рассматривают в суде и смертную казнь понесет только тот, чья вина в тяжкой государственной измене будет абсолютно доказана.
– Какие еще концлагеря знаете?
– Терезиенштадт.
– Что вы о нем знаете?
– Я слышала, что там были интернированы евреи, не выехавшие из страны.
– Что еще?
– Филипп Боулер из рейхсканцелярии рассказал мне, что евреев пришлось там интернировать, поскольку Германия находится в состоянии войны, а они могли быть шпионами.
– Вы этому поверили?
– Да.
– У вас были друзья среди евреев?
– Да.
