Паскаль Бонафу - Ренуар
Ренуар в смятении: он не уверен в себе. Он работает изо дня в день, несмотря на частичный паралич лица, причиняющий ему страдания. Заказы на портреты не поступают. И всё же он решает использовать небольшую сумму сэкономленных денег на то, чтобы снять дом у Максима Конила, свойственника Сезанна. Этот дом в Мобриане, недалеко от Экс-ан-Прованса, стал его убежищем на лето. Впервые он начал уделять особое внимание пейзажу и взял в качестве «мотива» гору Сент-Виктуар, куда его привёл Сезанн. Работая рядом с Сезанном, Ренуар снова восхищается другом: «Как это ему удаётся? Он не может положить двух цветных мазков на холст без того, чтобы это не выглядело сразу очень хорошо». Сам он, к сожалению, не обладает подобной уверенностью. Именно поэтому летом 1889 года он снова отклоняет приглашение принять участие в выставке «Группы двадцати» в Брюсселе. Он пишет Октаву Мосу: «Хотя я очень польщён Вашим любезным приглашением, я вынужден отказаться, так как не имею ничего достаточно интересного для показа публике, привыкшей видеть прекрасные работы». Эти сомнения Ренуара тем не менее не лишили верного ему Дюран-Рюэля надежды получить от художника что-нибудь интересное. Он старается помочь Ренуару деньгами, как только предоставляется возможность. Это позволило Ренуару в начале 1890 года отправить Моне 50 франков по подписке, организованной для покупки «Олимпии» Мане. В феврале 1890 года Моне, наконец, смог написать министру народного просвещения Арману Фалльеру о том, что они передают в дар государству «Олимпию» Мане, которая должна быть помещена в Лувр. Картина была куплена за 19 415 франков.
Но какая картина импрессионистов могла бы тогда претендовать на более высокую цену? По мнению Воллара, 1890 год был ещё «благословенной эпохой для коллекционеров»: «Всюду шедевры и, можно сказать, за бесценок». Спустя много лет он вспоминал: «У меня, в шестом округе на улице дез Апеннен, была прекрасная “Обнажённая” Ренуара, за которую я просил 250 франков, но её не удостаивали даже взгляда. Когда я приобрёл небольшую лавку на улице Лафит, работы Ренуара немного выросли в цене, и я робко просил за эту картину 400 франков. Помню, как один “именитый” коллекционер заявил мне: “Если бы у меня были лишние 400 франков, я бы купил это полотно, чтобы сжечь его перед Вами в Вашем камине, настолько огорчительно мне видеть Ренуара, представленного такой скверно нарисованной обнажённой”. Когда Ренуара оценили по достоинству, эта картина, прошедшая через руки нескольких владельцев, была в конце концов куплена Роденом, заплатившим за неё 25 тысяч франков. Она теперь является одной из жемчужин его музея». А в начале 1890 года Ренуар был очень далёк от мысли, что когда-нибудь его картины будут продаваться по подобной цене. Вполне вероятно, что такие цены ему казались неслыханными. Но он знал: коллекционеры почувствуют, что «понимают его, когда он станет дорогим художником». Он прекрасно сознавал, на что надо ориентироваться: «Видите ли, Отель Дрюо — это барометр искусства. Когда произведения будут продаваться по повышенным ценам, это явится доказательством того, что художник завоевал признание публики».
Визева стремился вывести Ренуара из состояния подавленности, в котором тот пребывал в связи с параличом лицевых мышц и первыми симптомами ревматизма. Визева должен был использовать всё своё красноречие, чтобы убедить его отправить свои работы в Салон «Группы двадцати» в Брюссель. Ренуар согласился отдать пять полотен на эту выставку, запланированную на февраль и март 1890 года, но сам не собирался туда ехать. У него было слишком много других забот, более важных, чем покорение бельгийской публики. Если его работы достаточно хороши, они сами это сделают. В конце января в еженедельнике «Л’Арт дан ле дё монд» появилась статья Андре Меллерио под заголовком «Художники в мастерской — Ренуар». Он пытается объяснить причину смятения Ренуара: художник сожалеет о том, что техника старых мастеров утрачена, а «творческая карьера современных художников полна унизительных, болезненных мелочей». Меллерио так описывает Ренуара: «Стоя, он лихорадочно размахивает руками, горячится, его негромкий голос становится резким, язвительным. Он заканчивает речь безапелляционным суждением, поворачивается и направляется неровными шагами в другой конец комнаты, покачивая головой, словно внутренне завершая дискуссию. Он неутомимый экспериментатор. Он непрерывно испытывает потребность искать, начинать заново, сделать лучше, обрекая себя на болезненные переживания». Однажды Ренуар сказал: «Когда роняешь на землю монету в 20 франков, знаешь, по крайней мере, что ищешь; а тут ищешь всё время, но не знаешь, что именно». Но незнание того, к чему нужно стремиться, вовсе не обескураживает Ренуара, и он продолжает поиски.
Глава десятая
МОНМАРТР, ВЕЛАСКЕС
Если и была какая-то область, в которой Ренуара больше не терзали сомнения, так это его личная жизнь. Без чуткой, ненавязчивой и нежной заботы Алины он не смог бы, вне всякого сомнения, справиться с последствиями приступа хронического полиартрита с таким спокойствием. 14 апреля 1890 года он сочетался с Алиной Шариго официальным браком. Это произошло в мэрии на улице Дрюо, напротив того зала, где 15 лет назад его работы вызвали скандал. Свидетелями бракосочетания были Франк-Лами, Лот, Лестрингез и Зандоменеги.88 Этот брак узаконил статус Пьера, сына Огюста и Алины.
Теперь, когда Ренуар стал добропорядочным семьянином, его намеревались представить к ордену Почётного легиона. Но Ренуар отказался от этой чести, что привело в восторг Моне, написавшего тогда Кайботту: «Я его поздравляю. Возможно, награда могла бы быть ему полезна. Но он должен добиться признания без неё, это будет более эффектно». В мае Ренуар отправляет в Салон одну из своих работ. Члены жюри, возможно, задетые тем, что Ренуара собирались представить к награде, не посмели ему отказать, но повесили картину настолько высоко, что её было практически невозможно рассмотреть. «Портрет дочерей Катюля Мендеса», трёх сестер, сидящих за пианино, был помещён на высоте карниза, под стеклянным козырьком, который гасил свет. Протест по этому поводу, опубликованный в прессе критиком Арсеном Александром, не изменил ситуации. Ренуар принял решение больше никогда не отправлять в Салон ни одной работы. Это не помешало ему поблагодарить критика в письме, отправленном из Ла-Рошели. Не для того ли он снова поехал туда, чтобы попытаться найти тот свет, который так восхитил его в работе Коро?
Затем Ренуар провёл несколько недель в Эссуа, а после этого решил, наконец, навестить Берту Моризо и Эжена Мане. Недавно они приобрели поместье в Мези, небольшой деревне на берегу Сены. Ренуару очень понравилось в Мези, он написал там «Цветы». В один из вечеров Берта рассказала ему, что в июле приезжал Малларме и они вместе поехали к Моне в Живерни, расположенное неподалёку от Мези. Моне подарил Малларме одну из своих картин. Возможно, Берта рассказала Ренуару и о том, что Малларме отдал Дюран-Рюэлю единственный когда-либо сделанный им офорт, предназначенный для одной из его книг. А Ренуар, в свою очередь, сообщил Берте о намерении переехать. Это решение было принято Алиной. Ренуар рассказал, что посетивший их доктор Гаше обратил внимание на то, что маленький Пьер необычайно бледен, и пригласил Ренуаров отдохнуть в Овер-сюр-Уаз. Алина отказалась, опасаясь, что Ренуар будет постоянно беспокоиться за сына, если узнает, что тот разгуливает по берегу реки. На следующий день она с помощью одной из подруг нашла квартиру, сдающуюся внаём, в так называемом Замке туманов. А Ренуар решил также сменить мастерскую. Переезд состоялся в октябре. Он тут же сообщил всем свои новые адреса. Он снял мастерскую в Доме искусств в тупике Эллен, в двух шагах от авеню де Клиши. А жить Ренуары стали в доме 13 на улице Жирардон. Замок туманов расположился на пологом склоне у вершины Монмартрского холма, недалеко от крутого спуска к площади Фонтен-о-Бю. Чтобы избежать падения, этой тропинкой следовало пользоваться очень осторожно, особенно во время дождя. Лучше было идти по улице де Соль. От замка, построенного в XVIII веке, не осталось ничего, кроме деревьев, фруктового сада и зарослей шиповника. Квартира Ренуара была в последнем трёхэтажном доме, в конце аллеи. За водой нужно было ходить к фонтану. Зато у них всегда было свежее молоко, так как коровы, принадлежащие соседу, паслись рядом на холме Монмартр. Вскоре после переезда Ренуар убрал на чердаке перегородку и превратил его в мастерскую. Алина была очень довольна, так как маленький Пьер чувствовал себя теперь почти «как в деревне», да и сам Пьер Огюст Ренуар казался счастливым на новом месте.
